Читать «Осенняя женщина (Авторский сборник)» онлайн - страница 2
Александр Алексеевич Яковлев
Любимые герои прозы Саша Яковлев — это дети. Маленькое, а не огромное. Мирок, а не мир. Литература детская в потоке своем тем кормится, что уменьшает наш мир, возвеличивая тем самым донельзя маленького человека. Яковлев же, обращаясь к ребенку, обращается к тому, кто мал перед Богом, восклицая уже вовсе неожиданное: «Господи! какие мы маленькие в мире Твоем…» И это не мир сдувается до ощущения мирка, а человек вдруг ощущает себя в этом мире бесконечно малым, грешным. Подлинно здесь только чувство утраты и тоска по малости своей. Дети в прозе Яковлева похожи голосами, будто это голоса только двоих. Ребенок как изначальный человек. Это девочки и мальчики с душами Адама и Евы, с их голосами, рассудительными да еще безгрешными. Среди этих голосов звучит голос печальный, грешный, но проникнутый вовсе не «душой взрослого отношения к детям», а печалью, знанием безысходным того, что мир устроен иначе: что мир — огромен. Эту печаль смягчает нежность от созерцания душ еще непорочных. Нежность, смирение сливаются в прозе Яковлева в печальную улыбку. Но притом надо прочесть эти рассказы, чтоб ощутить еще, как неискусственно, по-земному происходит их действо. Оно окружено самым обыденным человеческим бытом, происходит то на кухне, то в комнатушке, то на давно проторенном пути домой или из дома, то на обывательской дачке в деревне. Вот и рождается ощущение: утрата человеком рая обыденна, всегда современна, потому и неловко ее и возвышать, и усложнять. Личность автора в этой прозе предельно открыта и не защищена. Богатый, изощренный инструментарий художественных приемов, чтоб скрыть свою подноготную иронией, абсурдом или чем-то, напротив, возвышающим, — ему по-человечески чужд. Саша Яковлев превратился в художника, когда осознал творчество как возможность видеть утраченный мир, ощущая на своих веках влагу детских блаженных слез: видеть рай, говорить наедине с его голосами как с родными и близкими.
В этой обыденности неподлинного существования, скажем, Сорокин или Виктор Ерофеев устраивают фейерверк из фекалий и похороны уже всего сущего — вот где перелом, — но в той же обыденности возможно ощущать что-то схожее с осознанием своей вины и приготовлением спокойным, смиренным, ждущим какого-то чуда. Проза Саши Яковлева — это земная поэзия внутренней человеческой веры в добро, побеждающее если не в тебе самом, то в природе, в образе ребенка, «ибо их будет Царство Небесное».