Читать «Осенний поход лягушек (Книга прозы)» онлайн - страница 43

Расчищаем письменный стол, убираем лишние книги, стираем пыль с бумаги, локтем отодвигаем прочие предметики. Расчищаем время, подготавливаем поляну, вырубаем подрост.

Готово. Ничего не мешает.

Широкий прокос в судьбе.

Голая хозяйка хутора входит по колено в воду и выкашивает узкую дорожку в прибрежном густом тростнике, вот она уже по пояс в воде, можно выплывать на середину озера.

МОЯ СВИНЬЯ

^{(рассказ)}

Когда все расходились на работу и начинало светлеть, во дворе появлялась старуха Марина. В правой руке у нее было ведро, под мышкой лист картона, левой рукой она тащила на короткой веревке спаниеля.

Не выпуская поводка из рук, она расстилала картон на снегу, разминала содержимое ведра и высыпала его на картон. Голуби, которые давно уже ходили около, принимались за корм, спаниель, с необрубленным хвостом, нервничал, старуха его уговаривала, но он рвался с поводка на голубей, и тогда она била его по жирной спине.

— Галочкам холодно, — вдруг повернулась она ко мне. Я попятился. — Галочки, галочки, — звала она осторожных галок, сидящих на крыше соседнего дома. — Видишь, а подлететь боятся.

Я испугался, потому что у нас во дворе все знали, что она ненормальная. Она принялась рассказывать мне, что корки она выпрашивает в столовой и за это ей пришлось подарить судомойке новые штиблеты, хлеб она трет на терке, а то если дать размоченные сухари, то в зобу у голубей они почему-то замерзнут и они все помрут. Я представил себе, как они в один прекрасный день все бы скопытились, и подошел поближе.

Ее проклятый пес вцепился мне в штанину, а старуха принялась расспрашивать как ни в чем не бывало, где я живу и как меня звать. Я наврал ей, что меня зовут Вася, а на свои окна на девятом показал правильно: пусть знает, что я на нее смотрю по утрам.

Пес отошел от моих штанов.

Мне надо было делать уроки, и я пошел домой.

Мать сидела за столом и писала передачу для телевизора. Дверь на балкон была полуоткрыта, мокрые следы валенок вели к столу.

— Опять курила на балконе, — сказал я, закрывая дверь и опуская шторы, чтобы мать не отвлекалась. Она подняла голову, вынула из машинки исписанный лист и подмигнула мне.

Я пошел на кухню. Там я включил погромче радио, чтобы не слышать треска машинки, и стал искать съестное. Полную кастрюлю вареной картошки я нашел сразу, но свежего хлеба не было, пришлось лезть в корзинку с черствыми кусками. Опять мать забыла пойти в магазин, и меня что-то не посылает, а я не пойду, надоело каждый день ходить. От засохшей полбуханки было не отрезать, не откусить, пришлось размачивать ее под краном.

Наконец я принялся за еду. Сбоку у меня лежала салфетка, нос упирался в кастрюлю с неочищенной картошкой, размякший хлеб я мазал аджикой — грузинской острой едой из банки, перед собой я положил ботанику, а по радио передавали историю про мальчика, который все хотел поехать в Сиверскую. Когда кончилась передача и я наелся, я пошел к зеркалу посмотреть на себя.

Я пощупал скулы, оттянул двумя пальцами щеки, надул их и быстро-быстро зажевал, как хомячок.