Читать «Опыт о вкусе в произведениях природы и искусства» онлайн - страница 3

Итак, что бы мы здесь ни говорили и какие бы правила ни давали для развития вкуса, эти правила могут относиться только к приобретенному вкусу, т. е. могут относиться к нему непосредственно, хотя косвенно они относятся также и к естественному вкусу. Действительно, приобретенный вкус направляет, изменяет, увеличивает или уменьшает естественный вкус, так же как естественный вкус направляет, изменяет, увеличивает или уменьшает приобретенный вкус.

Вот самое общее определение всякого вкуса, каким бы он ни был хорошим или плохим: вкус — это то, что привлекает нас к предмету посредством чувства. Но не следует думать, что вкус не распространяется на понятия духовного порядка:

познание их доставляет такое наслаждение душе, что оно является единственным счастьем, доступным некоторым философам. Мы познаем посредством идей и чувств и получаем удовольствие и от идей, и от чувств; хотя мы и противопоставляем идею чувству, но, познавая какой-нибудь предмет, мы одновременно его и ощущаем, и нет в духовном мире ничего, чего душа не воспринимала бы или не считала бы, что воспринимает, а следовательно, нет и ничего, чего она не ощущала бы.

Об уме вообще

Существует несколько разновидностей ума: гениальность, здравый смысл, рассудительность, справедливость, талант и вкус.

Ум заключается в правильном строении органов применительно к тем областям, на которые он направлен. Если эта область — нечто совершенно обособленное, то ум называется талантом. Если ум направлен скорее на некое утонченное наслаждение светских людей, то он носит название вкуса. Если упомянутая обособленная область является самодовлеющей у какого-нибудь народа, как, например, военное искусство и сельское хозяйство у римлян, охота у дикарей и т. п., то талант называется духом.

О любознательности

Душа создана для того, чтобы мыслить, т. е. чтобы наблюдать, мыслящее же существо должно быть любознательным. Все предметы связаны общей цепью. Эта связь влечет за собой и связь идей, причем каждая идея вытекает из предшествующей и в свою очередь служит причиной последующей. Поэуому нельзя находить удовольствие при виде одного предмета и не желать увидеть другого. И не испытай мы такого желания по отношению к первому предмету, мы не получили бы никакого удовольствия от второго. Таким образом, когда нам показывают лишь часть картины, мы стремимся увидеть и ту часть, которая от нас скрыта. При этом сила нашего желания соразмерна удовольствию, доставленному виденной частью картины.

Итак, удовольствие, полученное от одного предмета, влечет нас к другому; вот почему душа всегда ищет нового и никогда не успокаивается на достигнутом. Таким образом, можно сказать с уверенностью, что мы испытаем удовольствие при виде множества предметов или больше того, чем мы надеялись увидеть.

Этим объясняется удовольствие, доставляемое нам хорошо возделанным садом, а также диким местом или полем. Эти следствия порождаются одной и той же причиной. Так как нам нравится видеть большое количество предметов, мы желали бы расширить поле нашего зрения, быть в одно и то же время в нескольких местах, охватить как можно больше пространства, словом, душа наша избегает границ и стремится, если можно так выразиться, расширить сферу своего присутствия; вот почему большое удовольствие доставляет нам вид дали. Но как быть? В городах наш взор ограничен домами, среди природы — тысячью препятствий: мы едва можем созерцать одновременно три или четыре дерева. Искусство приходит нам на помощь и обнаруживает природу, которая от нас ускользает. Мы любим искусство и любим ег(c) больше природы, т. е. природы, скрытой от наших глаз. Но когда мы находим живописные места, когда наш взор может беспрепятственно любоваться вдали лугами, ручьями, холмами и теми. ландшафтами, которые словно нарочно созданы для этого, наше восхищение бывает сильнее, чем перед садами Ленотра, ибо природа не повторяется, тогда как произведения искусства всегда похожи друг на друга. Вот почему мы предпочитаем пейзаж в живописи плану прекраснейшего в мире сада: художник берет природу только там, где она прекрасна, разнообразна, где она ласкает взор, там, где глаз может охватить всю необъятность горизонта.