Читать «Опричник» онлайн - страница 7
Сергей Хорошавин
Я особо не удивлялся, благо в свое время читал в записках Сигизмунда Герберштейна про любовь московитов спорить и торговаться с иноземцами, поэтому упрямо стоял на своем. В результате сошлись на том, что решать сие государю, но ранее двадцати лет никакие подати и оброки не с завода, ни с угодий, не брать. Деревенек к заводу приписанных, как это во времена Петра делалось, мне не обломится, по причине почти полного отсутствия оных в данной местности. Дозволено было лишь людей нетяглых брать за свой кошт, тех кои своей охотой на ту землю сядут, да на завод возьмутся в работы. Им же быть обельными от оброка и тягла, а детям их и внукам так же. Боярских же людей беглых, да татей в работы не брать.
А ставить заводы на реках Железница и Виля. Руды искать и уголь жечь от Оки до Вилетьмы, там же и жито сеять, дабы для людишек свой хлеб был в достатке, а коли надобно, то и борти ставить или иные промыслы заводить. Если мне не изменяет память, это даже немного более размеров будущего Выксунского района. Впрочем, какой-то щедростью тут и не пахло, сейчас эти земли доходов практически не приносили, в перспективе прибыток намечался немалый, причем без особых затрат со стороны государства.
Далее, разговор зашел о рудах медных, а паче серебряных. Мол, коли найти оные, то ставить печи плавильные, дабы медь лить, а урочный срок им -- десять лет, а по серебру пять, после чего с меди брать треть и с серебра треть. На сей ушлый расклад, я заметил, что за пять лет едва вложения окупить выйдет, потому искать серебро, никакого резона нет. Дьяк почесал в затылке и сказал, если государь добро даст, то хоть на десять и более, на то его воля. На том и порешили. На вопрос когда ждать царевой грамоты, Висковатый выразился неопределенно, мол, государь в отъезде, даст бог, через пару-тройку дней будет на Москве, а пока, де погуляй, пару провожатых и толмача Посольский приказ, для такого дела выделит.
В тот же день прогуляться не вышло, при попытке встать на ноги меня повело и если бы не Иван Михайлович, то я непременно рухнул бы на пол. Следующие два дня я учился ходить заново и только на третий день, в субботу нашел в себе силы на вылазку из царских палат.
...
Древняя Москва за пределами Кремля и боярских палат не впечатлила: грязь, вонь вполне средневекового разлива. Проезжая часть вымощена только от Кремля до Никольских и Спасских ворот, причем бревнами, а в остальном, как повезет. С этим делом не особо: шаг в сторону с мостовой и сразу попадаешь в жидкую грязь, но для моих спутников, похоже, это дело привычное, идут, как ни в чем не бывало, хлюпая сапогами по жиже. Ноги держали меня более или мене сносно, хотя временами стрельцам приходилось меня поддерживать, чтоб не упал.
Они оба были крупные, кряжистые, едва не с меня ростом, в красных суконных кафтанах. От Посольского приказа нас сопровождал худой низкорослый грек-толмач, с длинной бородой и выкаченными глазами: хоть сейчас на икону в образе святого мученика пиши. Одет он, правда, не в пример богаче служилых: роскошная шуба, шапка с собольей опушкой, красные сафьяновые сапожки. Со мной грех сравнивать, одёжи с царского плеча я пока не получил, дьяк тоже не расщедрился, пришлось надеть то, в чем упал за борт: штормовку, брюки да яловые сапоги. Со стороны чисто матрос, потерпевший кораблекрушение, или разбойник, конвоируемый на лобное место. Служка, когда мое просохшее одеяние выдавал, явно норовил поинтересоваться заморской одеждой и особенно косил глазами на обувь, но грек пресек сие в зародыше одним свирепым взглядом -- мол, не по чину спрашиваешь.