Читать «Оплаченный долг» онлайн - страница 6

Стефан Цвейг

— Интересная история случилась сегодня со мной,— начал он.— Я хорошего мнения о графе, хорошего мнения, ничего другого не скажешь. Встречает он меня на своем автомобиле, останавливается — да, останавливается специально для меня. Он едет с детишками вниз, в Больцен, в кино, и, если я хочу, возьмет меня с собой — он очень вежливый человек, человек с образованием, культурный, который все понимает, прекрасно умеет себя вести. Такому человеку отказать невозможно. Ну почему бы не поехать? Я еду рядом с господином графом на заднем сиденье,— всегда приятно с таким господином иметь дело. И вот приезжаем мы в кино — это та самая будка, которую построили на главной улице,— громоздкая, с рекламой и иллюминацией, словно разряженная рождественская елка. Ну, хорошо, давайте посмотрим, что там эти господа из Англии или Америки сделали у себя и теперь нам за наши деньги показывают. Вы скажете: такое искусство тоже может существовать, это же кино! Но, черт возьми,— при этом он сильно откашлялся,— да, фу-ты, черт, это — позор для искусства, позор для всего человечества, у которого есть Шекспир и Гете. Сначала показали какого-то клоуна с размалеванной физиономией, что же, я ничего не могу сказать против, это, возможно, понравится детям, и вреда от этого нет. Но потом-то они представили «Ромео и Джульетту» — вот это надо запрещать, запрещать во имя искусства! Как дико они звучали, эти стихи. Звучали так, словно ветер выл в печной трубе,— а это были священные стихи Шекспира! Так слащаво, так фальшиво! Я вскочил бы и убежал, если бы рядом не сидел господин граф, который пригласил меня. Сделать такую дрянь из чистого золота! И наш брат должен все это видеть и слышать!

Он схватил свою кружку, сделал большой глоток — со стуком поставил ее на место. Его голос был теперь очень громким, он почти кричал:

— И нынешние актеры за деньги, за эти проклятые деньги, запихивают стихи Шекспира в аппараты и марают искусство. Я считаю, что любая уличная девка достойна большего уважения, чем эти уроды, которые разместили свои физиономии на огромных афишах и гребут миллионы за то глумление, которое они творят над искусством! Которые увечат слово, живое слово, и выкрикивают в рупор стихи Шекспира вместо того, чтобы воспитывать народ, учить молодежь. Шиллер называл театр школой морали, но теперь это определение уже не имеет смысла. Ничто не имеет смысла более, только деньги, эти проклятые деньги, да еще реклама, которую каждый может создать себе. И кто не понял этого, тот должен подохнуть, так лучше уж подохнуть, говорю я. А, по-моему, каждый, кто служит этому проклятому Голливуду, заслуживает виселицу! На виселицу его, на виселицу!