Читать «Операция «Жизнь» продолжается...» онлайн - страница 58

* * *

Вертолет зависает над небольшой площадкой на плоской лысине холма под Ножай-Юртом. Секунду-другую машина держится в разряженном воздухе, потом полторы тонны «гуманитарки» берут верх над трехтысячесильным движком. Фюзеляж начинает бить крупная дрожь, двигатель работает с ощутимым напряжением. Почти не сбросив скорости, машина тяжело ударяется в землю. В стойках шасси что-то трещит, по лопастям бежит ударная волна — вот-вот отвалятся.

— Сели, — летчик распахивает дверь, приставляет лесенку. — Видал? А ты спрашиваешь "почему падают". Исправных машин мало, каждую набивают под завязку. Полетная масса предельная, двигатель постоянно работает в максимальном режиме. На зависание сил уже не хватает, не держится тяжелая машина в воздухе. Мы ж каждый раз так — не садимся, падаем. Что там говорить, изношены машины до предела. По тридцать вылетов в сутки делаем…

* * *

В Грозном иду к знакомым по прошлым командировкам разведчикам. Разведбат живет отдельно ото всех, в палаточном лагере. По сравнению с Ханкалой здесь хрущебы. Некогда добро наживать — разведка, спецназ и ФСБ завалены работой по горло. Но все-таки и здесь потихоньку быт обустраивается — появились холодильники, телевизоры, столы-стулья.

Разведчики пьют водку. Первые минуты радуемся встрече. Но все ждут, когда я спрошу. И я спрашиваю: "ну как тут?". И вот уже взгляды тяжелеют, глаза наполняются ненавистью, болью и непроходящей депрессией. Через минуту они уже ненавидят все, включая меня. С каждым словом они погружаются в безумство все больше, речь переходит в горячечную скороговорку — ты напиши, корреспондент, напиши.

— Скажи, почему вы ничего не пишете о потерях? Только в нашем батальоне уже 7 убитых и 16 раненных.

— Война продолжается, мы из рейдов не вылезаем. Сейчас 22 дня в горах провели. Только что приехали. Ночь отдыхаем здесь и завтра снова на двадцать суток в горы.

— А, не платят тут ни хрена. Смотри, 22 дня умножить на 300 человек — уже шестьсот шестьдесят человеко-дней получается. Это только за этот рейд. Реально в месяц на бригаду выходит тысячи три боевых дней. А в штабе свой лимит: закрывать максимум семьсот. Я ходил, узнавал.

— Самое трудное будет — домой возвращаться. Чего мне там делать, в дивизии? План-конспекты писать? Не нужны мы там никому, понимаешь. А, плевать, дослужить бы свое, получить квартиру и на хрен все.

И вот уже я узнаю в них себя. И снова поле, все то же поле, встает перед моими глазами. И где-то за городом так знакомо долбит в горы одинокая САУшка. И темы для разговоров не изменились ни на слово — голод, холод и смерть. Да тут НИЧЕГО не изменилось! Не обманулся я.

Омут бойни затянут тонкой корочкой показного льда мира. На нем нарисован Президент в разных ракурсах, а для удобства ходьбы проложены ровные бетонные дорожки. Лед пока держит, но может треснуть в любой момент.