Читать «Операция «Жизнь» продолжается...» онлайн - страница 20

Аркадий Бабченко

После отъезда Басавева стали Лехе опять делать уколы. И провели на ноге еще три операции.

В этой больнице он и пролежал оставшиеся полтора месяца плена. А потом в его жизни появился еще один чеченец. Леха сразу его приметил — одет цивильно, на боевиков не похож и ведет себя по-другому. Чеченец этот сам подошел к нему, представился: Ваха Мутузов, из Москвы. Оказалось, что у него в тюрьме сидит брат и Ваха хочет купить на обмен пленного русского.

— Он приехал к Басаеву — так и так, хочу купить у тебя пленного, лучше раненного, еще лучше взятого в бою. Тот говорит: «Бери вот этого — Лешку. Сержант. Нога разорвана, рука разорвана, свои его бросили, мы подобрали — хороший экземпляр, короче». Ваха и купил. Он мог купить другого, а купил меня…

Вывозили Леху на машине. На границе с Ингушетией была пробка, беженцы валили толпой. Боевики втихую подошли к окошку КПП о чем-то там договорились, и их вместе с Лехой провели в обход кассы. Так, минуя все блокпосты, с вооруженной бородатой охраной и доехали до самой Назрани.

— Наши должны были меня встретить на границе — Ваха обратился к правительству, хочу, мол, безвозмездно передать пленного, и меня там ждали — спецслужбы, корреспонденты, «Скорая». А я уже в Назрани. Подходит фээсбэшник: как ты проехал? Я говорю — я-то откуда знаю. Ну, они по рации передали — айдате, приезжайте, он уже здесь давно…

Следующие двадцать месяцев Леха провалялся в госпитале Реутова. В раздробленном бедре началась гангрена, остеомиелит, и врачи вырезали ему девять сантиметров кости. Ногу ниже колена опять распилили, снова поставили аппарат Илизарова.

Каждый день в течение этих месяцев Леха свою ногу вытягивал. Винтики подкручивал сам. Завел линеечку, блокнот и вычеркивал по миллиметру. Дембельский календарь такой у него был — не дни считал, миллиметры. А нога-то от колена отодвигается, жилы, вены, мышцы растягиваются. А больно. Но на шесть с половиной сантиметров Леха ногу себе все же вытянул.

— Тот аппарат Илизарова, который поставили в Грозном… Я Ширвани обещался его вернуть, он же дорогой — спецсталь, все дела. А когда в Москву приехали, через пару недель эту больницу в Грозном разбомбили… Отправлять некуда. Но по человечески я бы отправил, потому что они мне отдали последнее, хотя я для них никто.

В этом госпитале Леха и узнал, что он погиб. Его тело, найденное на том поле под Новолаком, было опознано по остаткам одежды и отправлено в 124-ю лабораторию в Ростов.

— В Реутове оказались пацаны с Зеленокумской бригады. Тогда ночью они все же добрались к нам на подмогу. Я спрашиваю — не слышали, кто там погиб? Отвечают: лейтеха и сержант с зенитной установки… То есть я. Меня по штанам опознали: пока лежал, захотелось в туалет, а никак. Ну, я штаны разрезал, скинул, а они же пронумерованы. По ним меня и опознали. Подумали, что мое тело съели собаки — там собаки едят же людей. Я говорю — «ты уверен, что сержант-то погиб?» «Да, говорит, ездили ребята с твоего взвода, и вас всей кучей признали погибшими». Я когда сказал, что я и есть тот самый сержант… «Да быть не может! Тебя же опознали! Тебя даже уже похоронили в общей куче!» Даже через год матери приходили похоронки, чтобы она съездила в Ростовскую лабораторию, опознала и забрала мое тело… Списали меня на боевые, короче.