Читать «Операция "Фауст" (мт-)» онлайн - страница 30

  — Если не возражаете, мы с вами проделаем эту работу у меня дома. Мои мальчики обещали приготовить ужин. Сегодня год, как не стало моей Ани...

  Жена Моисеева, Анна Петровна, заведовавшая нашей канцелярией, умерла прошлым летом от рака, оставив Семену Семеновичу двух 16-летних близнецов — Мишу и Гришу. Я не только не возражал против поездки к Моисееву, но обязательно должен был ехать, будучи уверен, что он прочтет уничтоженное огнем. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль: Лана обещала позвонить, — и тут же испарилась, как что-то второстепенное. Моисеев отпустил дежурную «Волгу» и, бережно, как новорожденного ребенка, прижимая к груди коробку с пеплом, уселся рядом со мной в «Москвиче».

                                                                                       * * *

  Пока близнецы накрывали на стол, Семен Семенович обрабатывал на куске стекла сожженное письмо раствором глицерина из пульверизатора, и на моих глазах коробившиеся кусочки начали мягчать, оседать и распрямляться. Криминалист разровнял их по стеклянной поверхности шпателем, накрыл другим куском стекла.

  — Я надеюсь, Александр Борисович, что письмо было написано шариковой ручкой. Тогда что - нибудь мы увидим. Много не обещаю, но что-то увидим.

  Семен Семенович завел меня в чулан — домашнюю криминалистическую лабораторию. Сделал десятка три снимка в инфракрасных лучах, освещая поверхность сгоревших листов каким-то мудреным способом при помощи зеркал под разными углами наклона.

Затем он засунул пленку в бачок с проявителем.

  — У нас, Саша, есть двадцать свободных минут, пока проявляется пленка. Давайте помянем Анюту...

  Семен Семенович аккуратно разлил водку из хрустального графина, следя, чтобы было поровну.

  — Графин - то она, Анна, покупала на мой день рождения, за день до того, как узнала о своей болезни. Она любила красивые вещи. Сказывалось, видно, ее дворянское происхождение... Сам-то я из местечковой еврейской бедноты, а она всегда ворчала, что мне все равно, из чего пить да есть, что на окна вешать...

   Он вытер глаза ладонью. Мы молча выпили. Миша и Гриша набросились на холодец и салат собственного приготовления и, насытившись, удалились в другую комнату смотреть по телевизору футбольный матч.

  Мы выпили еще по одной, и внутренняя струна, натянувшаяся, когда мы стояли у почтового ящика Лагиных, немного ослабла.

  Моисеев пошел промывать и сушить пленку, а я подошел к окну — я люблю смотреть на вечернюю летнюю Москву и слушать уличный шум. На моей Фрунзенской набережной вечером тихо, видны только огни Центрального парка имени Горького, но шума не слышно. Кажется, что Москва-река поглощает все звуки. А здесь центр, и до самой ночи не прекращается движение. Но сейчас я думал не об этом. Я ждал. Я боялся. Боялся, что ничего не выйдет у Семена Семеновича с пленкой. Боялся, что сожженное письмо — пустое дело, мало ли кто о чем пишет письма. Я надеялся. Надеялся, что мы сейчас откроем тайну. Надеялся, что тайна, разгаданная мною, поможет мне найти убийцу Ким...