Читать «Октав Панку-Яшь. Долго еще до вечера?» онлайн - страница 58

— Не поверю, — сказал мой дорогой, добрый черный рояль. — Оставь розовые раковины. Ты не у них научился врать.

— Если не у них, — говорю, — тогда остается подумать про ту девочку. Как ее зовут, я тоже не знаю. Просто называю Та Девочка.

— Ну и что с ней?

— Ничего. Она говорила, что ее папа — знаменитый профессор, а я знал ее папу, мы с ним играли в шашки, пили пиво, делали грязевые маски, разговаривали про рыбу, смотрели на маяк, наблюдали, как птенец чайки учится летать, и обменивались галстуками. Ее папа — рабочий на одном заводе в городе, где много заводов.

Мой дорогой, добрый черный рояль молчал; молчал, молчал так долго, что я устал держать чемодан, а потом он печально сказал:

— Не рассказывай мне больше про Ту Девочку. Пожалуйста.

В дом я зашел, повернув в замке ключ соль, который мне одолжил мой дорогой, добрый черный рояль.

Как я уже говорил, это было в начале сентября или в конце августа, не помню, у меня привычка путать месяцы; вообще у меня хватает плохих привычек, но когда меня о чем-либо просит мой дорогой, добрый черный рояль, я не забываю.

Долго еще до следующего лета, когда опять к морю?

А Я БЫЛ ТАК УВЕРЕН!

ОТ ДЕДУШКИ С БАБУШКОЙ у меня осталась старинная игрушка — бархатный принц. Стараясь, чтобы он как можно больше походил на принца, мастер одел его в блестящий плащ, обул в изящные сапожки и особенно набил ему в голову столько пакли, сколько, по его представлениям, должно быть в голове у принца.

Много лет назад, когда я жил в старом доме, бархатный принц обычно сидел на кушетке, прислонив набитую паклей голову к тоже бархатной подушке. Но когда мы переехали, кушетка мне разонравилась и, отказавшись от нее, я избавился и от подушки, а бархатного принца закрыл в сундук.

Но, как видно, принцу не понравилось общество моли, и на днях он вылез из сундука.

Я как раз обедал и вдруг слышу во дворе повелительный голос:

— Я хочу мороженого. Купи мороженого!

Это мог быть только принц.

Повелительный тон мог принадлежать только принцу. Кто-нибудь другой, я не сомневаюсь, сказал бы хоть «пожалуйста» или «прошу тебя» или хоть «если можно».

Моя жена погрозила мне суповой ложкой:

— Разумеется, ты по рассеянности не закрыл сундук как положено.

— Закрыл.

— Тогда в крышке есть щель.

— Нет.

— Может, дно сундука разбито.

— Не разбито.

— Возможно…

Она произнесла это «возможно» так, что ни на мгновение не давала мне надежды, что оно может означать что-либо другое, кроме «невозможно». Поэтому я поднялся из-за стола, не доев суп, и закрылся в своей комнате. Если я вам еще не говорил, то скажу сейчас: я не люблю ссор. И по возможности избегаю их.

На другой день я беседовал с одним моим другом, композитором, о том, как написать одним пальцем на аккордеоне симфонию для скрипки с оркестром, и вдруг опять слышу со двора:

— Хочу воздушный шар. Купи мне воздушный шар!

Это мог быть только принц.

Повелительный тон мог принадлежать только принцу. Кто-нибудь другой, я не сомневаюсь, сказал бы хоть «пожалуйста» или «прошу тебя» или хоть «если можно».

Композитор погрозил мне камертоном: