Читать «Одиночное повествование (сборник)» онлайн - страница 137

Федор Филиппович Конюхов

«В минуту жизни труднуюТеснится ль в сердце грусть:Одну молитву чуднуюТвержу я наизусть.Есть сила благодатнаяВ созвучье слов живых,И дышит непонятная,Святая прелесть в них.С души как бремя скатится,Сомненье далеко –И верится, и плачется,И так легко, легко…»

Здесь нет праздников. Для меня праздник – это сидеть у костра из полен, которые ты собрал в лесу. Отдых после тяжкого подъема в гору разве не праздник? Вот и сейчас будет праздник после завершения изнурительной гребли на веслах, когда лодка «Тургояк» войдет в один из портов Австралии.

Для меня был праздник, когда паруса моих яхт были надуты ветром плывущих вокруг света. Праздник, когда я одолел переход на собачьей упряжке через купол Гренландии. Праздник, когда я заходил в свою часовню, потому что она укрывала меня от суеты. Праздник, когда я по вечерам в мастерской писал портрет своей жены Ирины. Я бы не строил часовни, не писал картины, если бы я не боролся, не преодолевал, не страдал, не рассматривал мерцающие звезды Млечного Пути.

Как я нуждаюсь в безмолвии, безбрежности! Поэтому я ушел в океан, затворился в молчании и наблюдаю издали за людьми, я хочу понять их; но когда вернусь, поймут ли они меня? Предвидеть заранее, каким будет мой финиш, невозможно. Как сказано: «ненавидящий душу свою сохранит ее». Я грешник, а потому отделен от праведных водами океана.

26 февраля 2014 г. День 66-й.

Тихий океан

10° 28’ – Ю.Ш.

137° 24’ – З.Д.

Из-за туч медленно вышла полная луна. Небо сделалось бледно-желтым. Приближается полночь.

Странно, луна всегда вызывает у меня воспоминания о гонке «Идитарод». Такая ночь восстанавливает передо мной картину той гонки на собачьей упряжке по замерзшему льду речки Юкон на Аляске.

Голубой и рыхлый снег затруднял движение. Мой вожак Кан изо всех сил пробивал грудью путь, вдоль занесенной тропы стояли лиственницы. Я толкал нарты, помогал собакам справиться с тяжелой дорогой. Ноги часто проваливались по колено. Изо всех сил держался за рукоятку нарт, чтобы не отстать от упряжки. Собаки чувствовали, что скоро выйдем на русло реки с этой заснеженной долины, где будет полегче. Долину в этом месте сжимали крутые высокие горы. В скалистом коридоре, похожем на каньон, словно в гигантской трубе дул ветер, начиная с восхода солнца, днем становился сильнее и утихомиривался только на ночь. Ветер заметал свежие следы впереди идущих погонщиков. Здесь, на льду реки, снега было меньше, продвигаться стало легче. Я на ходу рассматривал следы предыдущих нарт, надо не спутать их со следами погонщиков. У меня уже было такое на реке Этна: я направил упряжку по следу охотника и зашел так далеко, что потребовалось восемь часов выходить на путь «Идитарода».

Вот свежие следы лося, сбежавшего с крутого склона по правому берегу реки, их здесь называют «мус». Сюда впадает небольшой ключ, даже при таком морозе вода выступает на поверхность из-под снега. Здесь решил сделать остановку, дать передохнуть собакам и самому попить горячего чаю. Надел снегоступы, положил набок нарты на случай, если собаки увидят лося, чтобы не смогли погнаться за ним. Взял топор и направился за дровами. Мое внимание снова привлек след этого животного. Почему у него такой размашистый шаг? Кто спугнул его, когда он спускался на лед реки? На него со склоненной ели прыгнул какой-то зверь. Было видно, как лось метнулся в сторону, пробежал метров двадцать, упал на лед. Там он бился и пытался освободиться от нападавшего. Снег кругом пропитался кровью, но следов хищника я так и не нашел. Лосю удалось подняться, и он стремительно убежал. Я догадался – это была росомаха. У нее длинная, темная, похожая на медвежью шерсть, а величиной она со среднюю дворовую собаку. Обычно питается мелкими животными, но не прочь напасть и на крупных копытных.