Читать «Один соверен другого Августа» онлайн - страница 18

Максим Мумряк

– Еще раз убеждаюсь в своей теории двоичности женской природы! – однажды хрипло выкрикнул во всеуслышание Алико. Он намеренно тогда сошел с тропы и, пропуская вперед медленную вереницу навьюченных туристов, зычно провозглашал:

Леночка, сколько раз ты меня сегодня называла султаном? Не помнишь? Тогда я скажу: чуть меньше Маринки – ты 14, а она – 17. Я сегодня вечером точно буду настоящим султаном. Вы мне это внушили! Но как только дело дойдет до моих прав на гарем, то… ладно. Да успокойтесь вы! Просто эксперимент! От слова «султан» аж пищат, и причем всем «гаремом», а по одной – так у нас равноправие! Не… ну точно буду сегодня настоящим султаном!

Девочки в цепочке дружно засмеялись, так как знали, что Алико не только иконописец, но и мхатовец, и институты султаната сквозь призму его двояковыпуклого амплуа «мцыри-казановы» лишь переливы актерской самодеятельности.

Туристический «гарем» оказался удобным изобретением, позволявшим строго распределять функции участников похода: «султан гарема» несет тяжелый рюкзак с общими продуктами, строит на ночь «бахчисарай»-палатку, разжигает «семейный» костер и охраняет свой «гарем» от соседних «султанов» и голодных «стай хищников». Последние были немногочисленными и малознакомыми группами разновозрастных самцов-чужаков, воспользовавшихся благодушным гостеприимством профессора и снарядившихся в этот поход с одной только целью – приобрести трофей в форме разбитого и брошенного женского сердца. А если повезет, то и двух. Впрочем, по опыту Август знал и о появлении в походах «амазонок», редких одиноких ночных охотниц, которые иногда просыпались в «наложницах» под влиянием то ли света ярких звезд на небе, то ли дыма костра.

Но чаще выстраивалась такая вечерняя мизансцена на привале: «наложницы», побросав у «дворца» свои рюкзаки-косметички, готовят для своего «султана» и, возможно, его гостей вечерний суп-кашу из консервов, макарон или крупы, а их «повелитель», устало бросив последнюю охапку дров, бахвалится перед соседями своим домостроем.

Очень редко в естественном ходе походной жизни, как и общечеловеческой истории, случались уже нешуточные революции. Истоки мятежа могли уходить за рамки походной жизни, и тогда умильная восточная сказка превращалась в неожиданный русский бунт, как известно, практически лишенный какого-то бы ни было смысла и жалости. И в одно прекрасное утро «султан» мог просто превратиться в одинокого бродягу с пустой палаткой, а соседний «падишах» уже заводил себе гроссбух для учета располневшего числом «гарема». Возникала такая вот смоделированная смесь восточных деспотий и современных демократий в условиях, близких к первобытно-общинному строю.

Вообще-то всем известно, что чем меньше нас, тем больше нам. Но мало кому известно, что если долго работать и терпеть, то тогда будет – чем больше нас, тем больше нам. Это бывает, когда одного человека становится очень много, то есть открывается у него тьма тьмущая разных достоинств и талантов, и к нему тогда проще обращаться во множественном числе. Но чаще бывает, когда только коллективно можно набрать приличное количество выдающихся черт. В обоих случаях и человек, и группа людей становятся очень самостоятельными, а значит, неуправляемыми. Вот так случалось и с женщинами в походных крымских «гаремах» чем больше их было, тем раскованнее они себя вели, и тем сложнее было новоиспеченному «султану» чувствовать себя нормальным деспотом. Может, славянки по духу и решительнее восточных женщин, но все же чувствовалась некая их готовность подчиниться судьбе и примерить на себя семейный уклад в таком своеобразном общежитии на природе. Августу казалось, что «гарем» – прозорливый мужской «подарок» женщинам, в том его сакральном ракурсе, что надолго задержал их в клетке своей природы и защитил свой род на пару тысячелетий от жесткой конкуренции.