Читать «Овражки» онлайн - страница 16

Алексей Николаевич Толстой

 -- Кажется, платок вот куда-то подевал... принеси... Оленька легко встала и, легко ступая по дорожке, пошла к дому, белое платье ее разлеталось внизу; в дверях повернула голову (он понял -- так легко ей ходить и обертываться, а вот сейчас отмахнется от мухи, -- и отмахнулась).

 "Милая", -- подумал он и сказал:

 -- Нет, вот он, платок; Оленька, посиди со мной, что ты все в огороде копаешься!..

 -- Репу пересаживаем, -- сказала она; села рядом, вздохнула и, немного сгорбившись, положила руку свою в его ладонь.

 Давыд Давыдыч взял ее руку и поцеловал и, не глядя на Оленьку, стал думать, как бы лучше и понятнее выразить ей давно уже придуманную мысль. Она была такова:

 "Мы вышли точно из огня и сейчас, как первые люди -- влюбленные, чистые и мудрые. Но нам надо жить, и очень долго. Как же сделать так, чтобы мы могли жить и остались такими, как сейчас?" Сказать все это было мудрено, и, конечно, Оленька спросила бы: "А зачем нам становиться другими?" На это бы ответить он не смог. Кроме того, всякий раз умно придуманная фраза казалась ему не такой уже умной, когда садилась Оленька около него на скамью.

 "Мы должны стать мужем и женой, -- подумал он, -- вот это ей и скажу", -- и, поглядев на смирную Оленьку, он обнял ее за плечо, в другой руке расправил испачканные землей ее пальцы и сказал:

 -- Оленька, я тебя очень люблю.

 Она кивнула головой, подтвердила и сидела все так же тихо.

 -- Подумай, -- продолжал он, -- все силы уйдут на то, чтобы думать все об одном, а если мужем и женой -- какая жизнь прекрасная, -- любить тебя и все любить, потом, кажется, весь мир любить...

 Оленька отстранила от лица прядь волос, внимательные, серьезные глаза ее так понимали, что Давыд Давыдыч замолчал. Она положила его руку себе на колени, и румянец, едва заметный, все сильнее стал заливать ее лицо. Она раскрыла рот, вздохнула громко и сказала:

 -- О чем ты говоришь? Люби меня, как хочешь. Как нужно... А я уж не только люблю, живу этим...

 В сумерках они вошли в дом и, не зажигая огня, продолжали говорить о том, что лучше любви ничего нет, о том, что можно любить один только раз, о том, что они нравятся друг другу ужасно, и о том, что небо раскрывается только перед смертным часом, хотя об этом они говорили меньше всего. Наутро Оленька дрожащей рукой ударила в раму, окно раскрылось, и комната наполнилась запахом земли и трав, криками воробьев, голосами и дальним топотом шагов... Сквозь расцветающие кусты синело небо, чистое, лазоревое, теплое. Оленька подумала: "Ведь это небо, оно мое, оно прозрачно, оно покрыло всю землю", -- и, оборотясь, она сказала нежно:

 -- Полно тебе спать.

 Давыд Давыдыч раскрыл глаза и, глядя на тоненький силуэт молодой женщины в окне, подумал: "Оленька, небо, весна, радость -- вот о чем всегда тосковал".

Комментарии

 Впервые напечатан в литературно-художественном сборнике "Слово", М. 1913, кн. 1.

 С небольшими исправлениями стилистического характера рассказ вошел в том V Сочинений "Книгоиздательства писателей в Москве", 1-е изд., 1914, 2-е изд., 1915, 3-е изд., 1916.