Читать «Обреченные попаданцы» онлайн - страница 7

Мила Светлая

– А уроки кто будет делать? Пушкин, что ли? – не отрываясь от тетради с собственными записями, бурчу в ответ.

– Мам, так мы с Петром уже сделали, – ноет сын и пытается засунуть ранец в окошечко. Не тут-то было, приходится заходить через дверь.

– С каким Петром? – удивленно поднимаю голову, когда сын возникает на пороге.

– Да вон он, на плите сидит. Умный очень, он мне с математикой помог, а я ему пирожок отдал, – Женька показывает на улицу.

– Нельзя показывать пальцем, – я смотрю по направлению руки сына и вижу сидящего на бетонной плите "бомжару". – И Жень... с этим дядей я запрещаю тебе разговаривать. В следующий раз сам доедай пирожок.

– Хорошо, мам. Так я пойду, погуляю?

Я вздыхаю. Не хочется отпускать сына, но инвентаризация только-только перевалила через половину. Я наказываю Женьке далеко не убегать и грозно смотрю на курящего бродягу. Тот отвечает виноватой улыбкой и пожимает плечами. Надкушенный пирожок лежит рядом на клочке газеты. Я хмыкаю и отворачиваюсь. Цифры терпеливо ждут.

Вечером мы вновь видим сидящего на корточках бродягу, но у меня, измученной подсчетами, не остается сил на гневные мысли. Я прохожу рядом с домиком охраны и решаю зайти завтра – всё-таки он помог сыну.

Двадцать четвертый день начинается с мелкого дождика и паршивого настроения. А тут ещё это…

– Ты что, обосрался, что ли? Пошел на хрен, скунс вонючий! – от громкого крика бродягу сносит со ступенек, словно перышко от дыхания урагана.

Я ещё за десять метров учуяла запах дерьма. Пахнет так, что на глаза наворачиваются слезы. Мужчина качает отрицательно головой и открывает рот, но я уже поднимаю с земли обломок кирпича.

Бродяга выставляет вперед руки, как делают дети, когда на них кто-то нападает. Ладони неожиданно чистые для бомжа. Мне почему-то казалось, что они у него чернее, чем у негра. Этот жест беспомощности заводит ещё больше. Такой же жалкий, бесполезный козел, как и её бывший муж...

– Проваливай отсюда, сволота позорная! Чтобы ноги твоей здесь больше не было! – кричу на присевшего мужчину.

Тот покорно кивает и начинает подниматься с земли, не отрывая от неё глаз. Этот виновато-собачий взгляд переполняет чашу терпения, и я со злостью швыряю оружие пролетариата. Острый край кирпича вонзается в скулу, заставляет голову мотнуться назад. На грязной коже выступает алая кровь. Мужчина прижимает ладонь к щеке и быстрыми шагами скрывается между палаток.

Даже не ойкнул, засранец...

Меня трясет от злости. Теперь же к моему ларьку никто не подойдет. Что за урод?

Бомж уходит, а запах дерьма никуда не исчезает. За ларьком, рядом с пустыми деревянными лотками, я нахожу испачканную тряпку, от которой идет отвратительный запах. С омерзением кидаю влажную ветошь в пакет и выкидываю в мусорный бак. Но долго ещё кажется, что запах витает в воздухе. Даже Женька морщит нос и старается смыться как можно быстрее.

В этот вечер я не вижу бродягу у забора. Почему-то решаю, что он оставил меня в покое, и не тороплюсь тревожить охранников.

2.2

На утро двадцать пятого дня я не вижу привычную картину у своего ларька.