Читать «О чём шепчут колосья» онлайн

В утренней дымке, когда едва-едва занимался рассвет, над деревней поднималось серо-жёлтое облако. День-деньской оно висело над избами, огородами, пропитывая едкой пеньковой пылью всё живое.

В этой деревушке, не отмеченной на больших картах ни маленьким кружком, ни жирной точкой, я и родился восьмым по счёту. Родился в семье, которая по тогдашним понятиям считалась «колесом». Так называли не одну нашу семью. В деревне насчитывалось 170 дворов — «колёс».

Колёсники — они же верёвочники — все от мала до велика вили из конопляного волокна бечеву: тонкую — для рыбацких сетей и подсетников, толстую — для морских канатов.

Вили и сдавали за бесценок в город Горбатово купцам, А сдав верёвки, снова брали у них пеньку, забирали продукты в долг под следующую сдачу. Так и тянули эту лямку из года в год, перебивались кое-как, лишь бы не умереть с голоду,

А земля, какая добрая земля лежала вокруг Жестелева!

Но она принадлежала не крестьянам, а помещику. Тот, кто владел ею, жил в столице. Широко и праздно. И не было ему дела до того, что рядом тысячи крестьян задыхаются от безземелья.

Землю в нашей местности мерили не саженью и не рулеткой, а, как говорили встарь, лаптями. Не раз мне приходилось слышать от отца: «Эх, если бы и на женскую душу землю давали, не был бы я у купца Аршинникова «колесом».

В старое время «душами» считались лишь мужчины. При земельных делёжках женщинам и клочка не полагалось. Отсюда, быть может, и пошла поговорка: «Курица — не птица, баба — не человек;».

У нашей соседки, Анны Михайловны Маркиной, перед первой делёжкой родилась дочь. Свёкор до того разгневался, что выгнал роженицу из дому. Две недели ребёнка не крестили, не давали имени. Только после: вмешательства старосты девочку отнесли в церковь. Новорождённую назвали Лидией. Мы росли с ней вместе, дружили. Когда повзрослели, наши пути-дороги напрочно сошлись. Но об этом разговор пойдёт дальше.

В последнюю земельную делёжку и моим родителям не повезло. За год до неё у нас тоже родилась девочка — моя сестра Поля. В семье были сильно расстроены. Соседи сочувственно говорили: «У Бориных — горе: девчонка родилась. Земли им не прибавят».

И действительно — не прибавили. Мужикам жилось худо, а женщинам ещё горше. Девочек грамоте не учили. «Им в солдаты не идти, писем домой не писать», — говорили в деревне.

В нашей семье грамотеем считался старший брат

Павел. Он закончил всего два класса церковноприходской школы, но был большим охотником до чтении. Любил Пушкина, Некрасова, Коцюбинского. Нравилась ему трудолюбивая мечтательная Малайка, героиня повести Коцюбинского «Фата моргана».

Бывало, выйдет Павел в воскресный день на улицу, сядет на завалинку и уткнётся в книжку. Вокруг него всегда люди собирались.

— А ну, Павлуша, прочти ещё разок то место, где крестьянская дочь Малайка о земле тоскует.

Брата не приходилось долго упрашивать. Он находит нужную страницу, читает:

— «Какая ты роскошная, земля, — думала Малайка. — Весело засевать тебя хлебом, украшать зеленью, убирать цветами. Весело обрабатывать тебя. Только тем ты нехороша, что не держишься бедняков. Для богатых твоя красота, богатого кормишь, одеваешь, а бедного принимаешь лишь в могилу… Но ещё дождутся наши руки и станут обрабатывать собственную ниву, собственный огород, собственный сад… поделят тебя, земля, ой, поделят…» — Сделав ударение на слове «поделят», Павел уверенно говорит: — В пятом году не вышло, так нынче поделят. Жаль, нет матроса Василия Ионова в живых…