Читать «О первых началах» онлайн - страница 3

3. Необходимость в первоначале и его неизреченность

2. Стало быть, наша душа, несмотря на все эти домыслы, делает пророческий вывод о том, что начало потусторонне всему и несопоставимо со всем. Значит, ни началом, ни причиной его называть не cледует, так же как и первым, и даже предшествующим всем вещам, и потусторонним всему. И потому-то воспевать его в гимнах как все вместе нужно с большой осторожностью, или даже вообще его воспевать не стоит, как не следует его и мыслить, и высказывать о нем предположений. Ибо все, что бы мы ни помыслили и что бы ни придумали является, конечно, какой-то из всех вещей, и именно данное суждение оказывается более истинным, нежели то, что все вместе является чем-то весьма чистым, пусть даже в этом случае мы, проводя анализ и подвергая такому анализу самих себя, и совершили бы восхождение к наипростейшему, к тому, что всеохватно, словно последняя окружность, причем заключает в себе не только сущие, но и несущие предметы. В самом деле, объединенное и совершенно нерасторжимое — это предел сущих вещей, ибо всякое сущее смешано из стихий, единое же — из простого многого, так как мы не в состоянии помыслить ничего проще единого — всецело единого и только единого; и пусть даже мы назвали бы его началом, причиной и наипростейшим — как это, так и все остальное существует всего лишь в качестве единого. Мы же, не будучи в состоянии вынести суждение о нем в одном слове, как бы разделяемся в отношении его, высказываясь о тех его частях, которые выделились в нас, и разве что пренебрегаем даже ими на том основании, что многое не соответствует единому. Следовательно, не получается ли так, что оно не есть ни то, что может быть познано, ни то, что может быть поименовано, ибо и в последнем случае оно будет многим? Впрочем, даже такие предметы в нем соответствуют единому, так как природа единого всеобъемлюща или, скорее, всепроизрастающа. И нет ничего, что не есть единое, поэтому из него как бы разворачивается все: главенствующая причина и первое; то, что было названо, и сама цель, и низшее — безыскусственный венец всех вещей; единая природа многого — не та, что присутствует от него во многом, а та, что прежде этого многого породила заключенную в нем природу,— наинераздельнейшая вершина всего каким бы то ни было образом сущего, величайший круг всего в каком бы то ни было смысле произносимого.

Однако если единое — это причинствующее для всего и всеобъемлющее, то в чем могло бы заключаться наше восхождение к тому, что и ему потусторонне? Ведь мы никогда не должны вступать в область пустоты, обращаясь к самому ничто, поскольку то, что не есть даже единое, в согласии с высшей справедливостью,— ничто, ибо откуда же возьмется то, что потусторонне единому? В самом деле, ни в чем ином, за исключением единого, многое не нуждается и потому только единое есть причина многого; значит, единое причинствует во всех отношениях, потому что только ему необходимо быть причиной многого,— ибо она не ничто (ведь ничто есть и причина ничто) и не само многое. Действительно, как она может быть многими вещами, несопоставимыми между собой, и каким образом многое будет единой причиной? И даже если многие вещи причинствуют, то ввиду своей несопоставимости и расположенности по кругу, вовсе не друг для друга. Следовательно, каждая вещь — причина самой себя; значит, ни одна из них не причинствует для многого, и, стало быть, его причиной необходимо быть единому, которое является также причиной присущего многому порядка; ибо порядок и единство между собой — это некое одно дыхание.