Читать «О нравственной стихии в поэзии» онлайн - страница 4

Каковы исторические понятия автора, можно видеть также из другого примера. Он полагает, на стр. 96, что походы Александра Македонского происходили, собственно, на тот конец, «чтобы приготовить людей к общечеловеческой поэзии христианства»! Ваш юный ум (мы всё говорим с юношами) не постигает связи между Александром Македонским и общечеловеческой поэзией христианства; но г. Орест Миллер – глубокий логик. Вот как он проводит свою мысль. Провидение хотело сблизить отдельные народы, чтобы облегчить распространение между ними христианства. Для этого оно послало на землю македонского героя, внушило ему намерение идти на персов и мысль построить Александрию; в Александрии развилась ученость, имевшая влияние на Рим, а назначение Рима, по мнению г. Ореста Миллера, именно в том и состояло, «чтобы сблизить и слить все народности древнего мира в одно»… Ясно ли теперь? Если нет, то г. Орест Миллер поведет вас дальше, укажет на великое переселение народов, на крестовые походы и заключит, что все это произошло для того, чтоб произвести поэзию, смешанную из разных элементов, но «общую всей Европе». Правда, наивно замечает он при этом, «единство ее было единство смеси (!), но это была уже переходная ступень к поэзии органически единой, к общечеловеческой поэзии христианства» (стр. 97–98). Вы видите, скромные юноши, до чего доводит желание делать общие выводы с чужих слов, без всякого знания и понимания истории: можно договориться до того, что сочинишь единство смеси! Единство смеси! Единство смеси, составляющее переход к органическому единству! За эту фразу г. Орест Миллер не умрет в летописях русского языка… Пред этим единством смеси совершенно стирается знаменитая некогда фраза об энергии слабости… Единство смеси у г. Ореста Миллера тем более замечательно, что может служить необыкновенно меткой характеристикой собственого труда его. Скажите только, что г. Орест Миллер находит в средневековой поэзии единство смеси, и неглупый человек тотчас смекнет, какого рода явление представляет диссертация г. Ореста Миллера.

Много подобных казусов в сочинении г. Ореста Миллера «О нравственной стихии в поэзии», и напрасно было бы их подбирать и пересчитывать: им счету нет. Посмотрим лучше, из чего он хлопочет. На заглавном листке стоит, между прочим, заманчивое объявление, что сочинение это написано «по поводу вопроса о современном направлении русской литературы». Вы, может быть, и полагаете, что автор хотел показать на основании исторических данных, насколько и как именно в поэзии отражается состояние общественной нравственности и, следовательно, до какой степени поэтические произведения могут служить для физиологии общества. С этой точки зрения вы ожидали, может быть, живых и любопытных заметок о современном общественном направлении русской литературы. Но вы горько ошиблись бы, если б принялись с этой мыслью читать произведение г. Ореста Миллера. О русской литературе в нем вовсе нет речи, да и об иностранных литературах не много говорится. Самые важные эпохи, в которые поэзия имела самое ближайшее отношение к обществу, пройдены совершенным молчанием. Г-н Орест Миллер не удостоил обратить внимания ни на французских трагиков, ни на Мольера, ни на Шенье, ни на Вольтера и Руссо, ни на Шиллера и Гете, ни на Байрона, ни на Гейне. Не говорим уже о том, что пропущены такие явления, как Мильтон, Вальтер Скотт, Мицкевич, вся новейшая европейская литература, выразившаяся в романе и повести. Не говорим о том, что в своей книге г. Орест Миллер совершенно оставил в стороне лирическую поэзию и из всех лирических поэтов говорит только об одном Анакреоне; а, кажется, чего бы лучше воспользоваться лирикой для определения нравственных идеалов, которые г. Орест Миллер решился искать в поэзии разных народов. Не говорим и о том, что автор сочинения «О нравственной стихии в поэзии» не дал ни одним намеком почувствовать, что ему даже известно существование поэзии еврейской!.. Все это изумительно, дико, невероятно… Думаешь: на чем же наконец автор решился опереть свои положения, из чего делал свой выводы? Разве классическая поэзия, рыцарские поэмы и Шекспир достаточны для того, чтобы дать понятие о том, каким образом нравственные идеалы воплощались в поэзии разных народов? Разве можно при этом даже ограничиться разбором одних лучших произведений? Разве не может легко случиться, что тот нравственный идеал, которого г. Орест Миллер не находит у Горация, окажется в трагедиях, известных под именем Сенеки, или в поэме Эниия? Разве не может быть, что те нравственные начала, которые г. Орест Миллер признает невозможными у греков, потому что они были язычники, найдутся у кого-нибудь в китайской поэзии? И что это за манера разбирать поэтические произведения на основании заранее составленной таблички добродетелей и пороков? Г-н Орест Миллер разложил весь кодекс добродетелей на несколько кучек и, читая, например, «Илиаду», раскладывает по этим кучкам разные факты, находящиеся в ней. Кучка первая, положим, воздержность в пище; есть ли она у Гомеровых героев? Нет: в доказательство следуют факты пьянства и обжорства из «Илиады». Кучка вторая – целомудрие; обладают ли им Гомеровы греки? Нет: следуют любовные похождения богов. Кучка третья – непамятозлобие; оно есть ли у Гомера? Тоже нет: доказательство то, что вся «Илиада» основана на гневе Ахилла… И т. д. Какое нужно терпенье, какое уменье сузить и ограничить себя до того, чтобы нанизывать подобные факты для разрешения столь интересного вопроса! И к чему же все это? Неужели для того, чтобы уяснить сколько-нибудь понятие о поэзии и ее значении? Но ведь этого нельзя достигнуть таким мозаическим подбором разных крох из нескольких поэм и драм, каким ограничился г. Орест Миллер. Для этого ведь надобно – не по десятку поэтических произведений составить свои заключения и не размещением фактов по кучкам доказывать свои выводы; для этого надобно иметь хотя некоторое понятие о смысле целой литературы и об ее отношении к жизни у каждого народа. Г-н Орест Миллер ничем не обнаружил, что он имеет об этом хоть какое-нибудь понятие хоть в какой-нибудь литературе. Чего же хотел он, что имел в виду?