Читать «Ночной мотоциклист. Сети на ловца. Тринадцатый рейс» онлайн - страница 19

Он говорит уверенно и спокойно.

— Когда вы уходили, Шабашников был трезв?

— Да.

— Много вы оставили задатку за щенка?

— Шесть рублей.

— Зря вы это сделали: Шабашников тут же напился.

— Я должен был заплатить. Но, к сожалению, расходование суммы от меня не зависело.

Комната у Анданова большая и сумрачная. Тюлевые накидки на тумбочках, герань и «слезки» на окне, ракушечные шкатулки — здесь ощутимо недавнее присутствие хозяйки, домовитой и рачительной. Квитанции и жировки аккуратно подколоты на гвоздик. В доме, должно быть, знают цену деньгам. Расписание поездов в рамочке: белый реактивный самолет над красным электровозом. «Почтмейстер» и дома — как на работе.

— Надеюсь, содержание нашего разговора…

— Я знаю порядок, — перебивает меня Анданов.

Скатываюсь по лестнице–ксилофону под дикий вопль ступенек. Интересно, что у него на обед? Мне представляется длиннолицый унылый человек, сосущий сухарь над стаканом бледного чая.

7

— Не похищены ли у вашего мужа вместе с деньгами какие–либо драгоценности, дорогие вещи?

— Вещи?

Женщина в черном шерстяном платке и черном платье смотрит на меня, стараясь сквозь ворох собственных мыслей добраться до смысла вопроса. Вся наша суета так далека от нее, так ничтожна. Если бы мы приходили до. Не после, а до.

Дочь Осеева сидит чуть поодаль. Похожа на мать, такое же строгое красивое лицо, брови вразлет.

— Драгоценности?

Если бы убийца унес с собой хоть что–нибудь еще, кроме денег, мы получили бы в руки нить. Вещи оставляют заметный след.

— Разве что янтарные запонки, — говорит дочь.

Она смотрит на меня неподвижными глазами. Зачем все это? Для меня запонки — это запонки. Вещественное доказательство. Для них — ощутимое прикосновение к прошлому. Может быть, день рождения, торжественный вечер, свечи в праздничном пироге. Горе заслоняет им весь мир. А тут еще я со своими вопросами. Но я не могу ждать.

Я смотрю в опись, составленную при осмотре дома Осеева. Вот — «запонки янтарные, одна пара». На месте.

— Ваш муж никогда не делился с вами своими опасениями?.. Может быть, вражда, сложные отношения с кем–либо?

— Нет. Он ладил с людьми.

— Но вы уже несколько месяцев не видели его.

— Он регулярно писал. Дочь приезжала. Все было хорошо.

— Вы гостили в Колодине, — обращаюсь я к дочери. — Кому ваш отец без опасений мог открыть дверь ночью?

— Трудно сказать. Отец еще не обзавелся друзьями. Разве что Шабашникову.

У меня еще много вопросов, но Осеевы держатся из последних сил. Если бы мы приходили до…

— Я только об одном попрошу, — говорит мать. — Верните мне дневник мужа. Он дорог как память.

— Дневник?

Мне не надо заглядывать в опись: дневник никак не мог пройти мимо глаз.

— Вы уверены, что ваш муж вел дневник в последние дни?

— У него это вошло в привычку. Он много ездил по стройкам, много видел. Хотел составить «маленькую летопись».

— Да, у отца был дневник, — подтверждает дочь. — Толстая тетрадь, он сам сшивал листы.

Мне становится как–то зябко. Словно дорожка, по которой я шел, вдруг оборвалась и оттуда, из темноты, из провала, веет холодом. Если дневник похищен преступником, значит подтверждается опасение шефа: деньги только маскировка, ложный след! Но… дневник мог быть утерян Осеевым, сожжен. А что, если в дневнике лежали деньги и убийца прихватил его впопыхах? Десятки вопросов вспыхивают один за другим, как цифры на электронном табло.