Читать «Новый Мир ( № 8 2002)» онлайн - страница 2

крестные муки. Да нет: натянув узду,

скот подъяремный роет свою борозду,

морду склоняя долу. Престольный город

видит в окне алтарном, “Camel” куря,

страшное таинство складыванья стихаря.

Каждый апокриф грозит обернуться сплетней.

В медном кадиле курится ладан последний.

Свечи задуты. Земной положа поклон,

складываю подол стихаря, как складень,

и за углы поднимаю его горбе —

он провисает, словно весь мир в нем скраден...

Как я хорош когда-то был в стихаре,

как я был молод когда-то, весел и ладен!

Ныне ж в моих объятиях, безотраден,

жертвенным агнцем опочивает он.

Поцеловав на прощание, на гробницу

я положу стихарь — и увижу вдруг,

со стороны первый раз на него взглянув,

как он похож сейчас на мою чаровницу,

как он сейчас похож на тебя, мой друг:

в точности так и ты, под утро уснув,

слезы не утерев, не остыв от плача,

складываешься вся, руки-ноги пряча,

как эмбрион (а он — как жук скарабей).

Я ухожу к тебе. Ты его слабей.

Складываю стихи на пути из храма,

где научился стоять со свечою прямо

на панихиде — в серебряном, точно иней,

и в золотом, как осень, любил ходить

важно по храму с трикирием на кажденье,

Днесь благовернии петь, надевая синий,

в красном читать Апостола; и все это —

словно мне было дадено от рожденья,

чтобы однажды тень отделить от света,

чтобы к тебе склониться — и разбудить.

        Правила исцеления от немоты

Немота прерывается комбинацией из двух пальцев,

означающей и викторию, и рога,

что без разницы, потому что образ врага —

место общее для “Тангейзера” и “Паяцев”.

Жест набыченный, предназначенный ослепить,

забодать козла, что увел со двора молодку,

утопает во рту, до упора уходит в глотку —

и тогда сквозь рвоту ты начинаешь петь.

Третий час пополуночи, дом по имени Дом,

соловей в кусте бузины, имеющем сходство

с переметом рыбацким, — и ты, избывая скотство,

наущаешься пенью сквозь зубы, с закрытым ртом.

Не рыча аки лев, не трубя по образу тура,

но как тот соловей в тенетах, с ним в унисон,

ты на глас шестый заливаешься: “Дура, дура...” —

сорок раз подряд, как “Кирие элейсон”.

В простыню увит, повернут лицом к обоям —

“Дура, дура, дура...” — в пятом часу утра

ты поешь псалом, адресованный им обоим,

но тебя одного могущий поднять с одра.

И, восставши дыбом в седьмом часу, как к обедне,

на крыльце, что на клиросе, но обращенный в ад,

раздираешь гортань свою воплем: во всем виноват

лишь один соловей в осиянном росою бредне.

Это он испытует пение немотою,

это он, это он — когда я, на коленях стоя,

на заре обнимая раковину, блюю:

“Дура, дура...” — упрямо свищет: “Люблю! Люблю!”

После меня свет в доме стоит. Из записок «Прихожане». Между тем. Конспекты

Поволоцкая Ирина Игоревна — москвичка, окончила режиссерский факультет ВГИКа, сняла несколько художественных фильмов. Лауреат премии имени Аполлона Григорьева. Постоянный автор “Нового мира”.

Я сама видела, — говорила на церковных ступеньках и как бы никому прихожанка в белой косынке, держа за руку девочку-подростка, так же повязанную, — этот нарочно лез на солдатиков. Что им надо, демократам? И так есть нечего!