Читать «Новый Мир ( № 5 2002)» онлайн - страница 239

Мария Ремизова. Опытное поле. — “Дружба народов”, 2002, № 1.

Андрей Волос. Роман Сенчин. Николай Буба. Олег Павлов. Михаил Тарковский.

“Благостные времена, когда Адам нарекал имена в только что изготовленном мире, безвозвратно канули в прошлое. Нынешнего Адама изводят страхи, что все слова истрачены, остались пустые оболочки слов — вроде не обеспеченных золотым запасом груд девальвированных бумажных купюр. Люди с модернистскими наклонностями видят в этом основание девальвировать заодно и смыслы, чтобы закрыть проблему радикально, признав принципиальную непостижимость окружающего мира — либо его полную бессмысленность. Люди с менее нигилистическими склонностями не теряют надежды понять хотя бы что-то, руководствуясь если не логикой, то, может быть, интуицией”.

И. П. Смирнов. Ответ оппоненту (С. Ю. Неклюдову, автору “Антитезисов” к “Метафизике фольклора” И. П. Смирнова — в том же издании). — “Новое литературное обозрение”, № 52 (2001, № 6).

“Ноуменально авторство есть всеприложимая к текстам категория: не важно, застолблен ли создателем момент текстоположения или нет. Кто-то же выстраивает текст! „Фольклор является искусством отчетливо безавторским” — так сформулировали Вы, Сергей Юрьевич, Ваш тезис. Но ведь тогда и никакого фольклора быть не может. Деревнями, что ли, сочиняют былины? Дружинами?..”

Помню, как лет десять тому назад знакомый грузчик в соседнем магазине, вытащив последний ящик пива из грузовика, подмигнул мне и сказал облегченно: “Ох, нелегкая это работа — из болота тащить бегемота”. На вопрос об источнике ответствовал убежденно: поговорка. Ну и удивился же, узнав об авторе.

Л. В. Стародубцева. Философский нарциссизм и припоминание. — “Вопросы философии”, 2001, № 11.

Две наиболее распространенные трактовки мифа о Нарциссе — самовлюбленном и самопознающем. “Первый, безнадежно влюбившись в собственное отражение, оказался вверженным в самообман; второй, напротив, очнулся от самообмана жизни в неведении (или буквально: невидении) самого себя и вдруг впервые, по сути, себя „увидел”, или, как изящно когда-то выражались древние, „вернулся к пониманию подлинного ’я’, познал свою истинную природу”...” Кончилась эта история известно чем.

Р. Д. Тименчик. Портрет владыки мрака в “Поэме без героя”. — “Новое литературное обозрение”, № 52 (2001, № 6).

“Маска это, череп, лицо ли — / Выражение злобной боли, / Что лишь Гойя мог передать...”

Появление Гойи в тексте поэмы (нельзя удержаться: сейчас, когда я пишу это, в открывшемся в Москве Институте Сервантеса выставлены “Капричос”) отсылается ко многим этажам эстетической моды 10-х годов (Хлебников, Бодлер, Готье). Две странички плотного, сюжетного литературоведения. Между прочим, сегодня в России этой темой — назовем условно “Загадки Гойи” — занимается философ Юрий Карякин, осмысливший предтечу работы “Сон разума рождает чудовищ” — фигуру уже не автора, но Дон Кихота, который на более раннем, редком рисунке сидит за тем же столом, с нетопырями над головой.