Читать «Новый Мир ( № 10 2005)» онлайн - страница 6

Дверь в ее комнату отворена. Внутри, как в колодце, темно и страшно, чуть посверкивает лакированный бок пианино, светом из коридора подсвечен краешек ковра. Ее кровать стоит за книжным шкафом, перегораживающим комнату поперек. У нее все свое: любимые книги, телевизионные кассеты с любимыми фильмами. Она живет почти в виртуальном мире, и я иногда ей завидую. Я не вхожу в комнату, а поворачиваю в другой, короткий коридор и, минуя с одной стороны дверь в туалет, а с другой — огромный встроенный шкаф с одеждой, прохожу на кухню. В квартире слишком много вещей — одежды, книг, посуды, мебели.

Я зажигаю и здесь верхний свет. Жужжат, помаргивая зелеными огоньками, два белых чудовища — новый, импортный, холодильник и старый, еще советский, но работающий довольно надежно морозильник. Еще один большой холодильник стоит в комнате у Саломеи. На кухне есть также посудомоечная машина, которой пользуются, когда два или три раза в году бывают гости и когда на месяц, летом, отключают горячую воду. Посуду мою я сам или иногда, когда приходит гулять с собакой вечером, аспирант Толик. Иногда днем, когда у нее находятся силы, моет посуду за собой или после готовки и Саломея, но делает она это плохо, не ставит тарелки в сушилку, а складывает их горкой, одна на другую, прямо на кухонном столе, расположенном между мойкой и газовой плитой. Один глаз у нее почти не видит, посуда остается сальной, и я, приходя с работы, всегда перемываю ее заново импортными моющими средствами.

В электрический чайник “Тефаль” наливаю воды из кувшина-фильтра, который тут же доливаю из-под крана, — я стараюсь все подготовить заранее, чтобы потом не метаться, если вследствие каких-либо причин что-то пойдет не по своим рельсам. Теперь включаю чайник, зажигается красный огонек.

Я все оттягиваю ту минуту, потому что каждый раз боюсь. Но и Саломея боится того же. Несколько раз я наблюдал, как ночью, не зажигая света, в полной темноте — это были дни, когда я болел, — она заходила в мою комнату и прислушивалась: жив ли я, дышу ли. Я, просыпаясь, спрашивал: “Ты что?” У нее всегда был один и тот же ответ: “Я пришла погладить собаку”. Мы следим друг за другом, словно два старых пса приглядывают, ревнуя, друг за другом: кому из них первому хозяин прикажет перепрыгнуть через барьер.

Осторожно, на цыпочках вхожу в темный проем комнаты Саломеи. Свет падает из-за моей спины из коридора, но мне здесь и так все хорошо известно. На пианино выстроились в ряд куклы, бронзовые и деревянные фигурки, которые Саломея напривозила со всего мира, пока не была больна. Справа за пианино — старый трельяж, весь засыпанный коробочками с лекарствами и пустыми облатками. Чуть светится задернутое шторами окно: это ночной фонарь проблескивает через складки. Саломея лежит на боку, отвернувшись к стене. Левое плечо в темном халате — значит, вставала ночью — приподнято над одеялом. Я вслушиваюсь, боясь каждое утро только одного — не услышать легкого, как взмах крыла бабочки, дыханья. Иногда, когда у меня из-за давления ухудшается слух, я не различаю тихих и невесомых вздохов, тогда — я уже привык не пугаться и не паниковать — подвожу свою руку к ее плечу или шее. Плечо теплое. Я готовлюсь к этому моменту и содрогаюсь оттого, что когда-нибудь мои пальцы не нащупают исходящее от Саломеи тепло. Или она как-нибудь ночью не услышит моего дыхания?