Читать «Новые идеи в философии. Сборник номер 3» онлайн - страница 46

4. Наконец, признание логики частью психологии или обоснование ее на психологии как теоретическом фундаменте означает водворение той или другой формы релятивизма, а вместе с тем и скептицизма. Логические законы и истинность, будучи поставлены в зависимость от отдельного мыслящего индивидуума или от устройства мышления целого человеческого рода, получают относительный смысл и относительное значение: сомнение становится возможно повсюду в познании, и подлинная чисто-логическая сущность последнего разрушается. Ибо, при этом, нарушаются сами очевидные условия возможности всякого познания, всякой теории, всякого утверждения как в объективном, так и в субъективном отношении. Нельзя познавать, отрицая так или иначе самый существенный момент познания: истинность. Познание же, которое отрицает познание и в том числе себя самое, есть contradictio in adjecto.

Что позиция индивидуалистического релятивизма, ставящего истину и логическое в зависимость от конкретного психического индивидуума и его личных переживаний, невозможна, – ясно само собою. Зато не так очевидна абсурдность «родового» релятивизма, хотя и он, конечно, в принципе совершенно недопустим. И, во-первых, недопустимо и бессмысленно утверждать, что для каждого вида судящих существ истинно то, что представляется истинным согласно его законам мышления; ибо нет истин для существ того или другого порядка, нет, стало быть, таких истин, которые при известных условиях становятся вдруг ложными. Смысл понятия истинности требует постоянства: «то, что истинно, абсолютно, истинно «по себе»; истина тожественно едина, при чем безразлично, будет ли она опознаваться в суждении людьми или не людьми, ангелами или богами». Во-вторых, «природа вида есть факт; из фактов можно выводить только одни факты. Основывать истину релятивистически на природе вида значит в таком случае придавать ей характер факта. А это противоречит смыслу. Всякий факт индивидуален, стало быть, определен временно. По отношению же к истине говорить о временном определении осмысленно лишь, имея в виду полагаемый ею факт, а не ее самое. Мыслить истины, как причины или следствия, абсурдно… Не следует смешивать суждения, как содержания суждения, т. е. как идеального единства, с отдельным реальным актом суждения». В-третьих, если истина коренится исключительно в общечеловеческой природе, то в том случае, «если. эта природа не существовала бы, не существовало бы и истины». Но ведь заключение о том, что «не существовало бы истины», есть наличная истина, и эта наличная истина говорит, что истина не существует, – что явно бессмысленно. Равным образом выходит так, как будто обосновывающая истину и, стало быть, существующая природа мышления должна, между прочим, обосновывать и истину своего собственного несуществования. Наконец, в-четвертых, «относительность истины влечет за собою и относительность существования мирa; ибо мир представляет собою не что иное, как совокупное предметное единство, которое соответствует идеальной системе всех фактических истин и от нее неотделимо». К этому мирy принадлежит, между тем, и само сознание со всеми его содержаниями. И выходит, что сознание утверждает относительность самого себя, что уже бессмыслица в пределе.