Читать «Новые идеи в философии. Сборник номер 11» онлайн - страница 81

Вспомним теперь, точной аналогией чему должна была быть наша прямая линия. Она олицетворяет причинный ряд, элементы которого с точки зрения теоретико-познавательной имеют природу четырех измерений. Если мы рассматриваем эти элементы только по их измерениям явлений, то временной порядок их по бóльшим или меньшим степеням вероятности есть единственно возможный. Если же мы сюда присоединяем еще измерение воли, то последствием этого является то, что мы получаем новую степень свободы. Таким образом мы можем выйти из пределов причинности явлений, так как мы в случае присоединения второго измерения можем выступить из принудительного направления линии. Однако, эта свобода носит здесь лишь характер освобождения: мы не можем указать никакого закона, которым можно было бы подчинить явления умопостигаемой причинности, ибо такой закон должен был бы подчинить совокупность временных моментов и однозначно с ними связанные состояния действительности новому принципу, что, как мы видели выше, недопустимо. Но если бы это было допустимо, то каждое явление в отдельности, принадлежащее одновременно и миру воли и миру явлений, могло бы быть выражено двойным названием. Во-первых, оно имело бы название, обозначающее его определенное место во временном ряду в зависимости от его меры энтропии. Но вместе с тем оно представляло бы известную величину в зависимости от его измерения воли; эта величина получила бы тогда свое качество от другой упорядочивающей системы, которой она тоже определялась бы лишь раз и только раз. Но эта система вечно оставалась бы для нашего познания трансцендентной. – Расположение точек линий по конструкции четырех точек заключается в том, что одним гармоничным парам точек соответствуют другие гармоничные пары точек. Выбор выражения «гармоничный» дает известное эстетически-музыкальное удовлетворение. Последнее объясняется его происхождением и есть некоторое добавление к чисто математическому. Нельзя запретить для удовлетворения своего чувства вести аналогию до конца и верить, что и однозначный причинный ряд вещей подчинен sub specie aeterni еще, кроме того, каким-либо законам гармонии. Так можно верить – за пределами доказуемого, – что теоретический закон примиряется с практическим требованием, не вызывая, по меньшей мере, противоречия при мысли о том, что та самая действительность, которая, согласно одному ее порядку, представляет собою картину необходимости и несвободы, вместе с тем является сценой событий, доступных и другому еще, кроме математического, объяснению.