Читать «Новочеркасск. В двух томах. Том 1» онлайн - страница 2
Геннадий Александрович Семенихин
Словом, старость — это пора итогов и та самая осень, когда уже не столь жарко светит даже самое яркое солнце, но мир вокруг тебя наполнен удивительной ясностью, дарованной опытом и преодоленными испытаниями.
…Я просыпаюсь рано, когда первый, полупустой, а быть может, и вовсе пустой троллейбус с шумом начинает бег по своему маршруту. Москва, как и всякий огромный город, утомленный бурно прожитым накануне днем, пробуждается позднее, нежели станицы и небольшие города. От этого кажется, будто первый троллейбус непозволительно громок. Несколько позднее Кремлевские куранты отсчитывают на всю нашу голубую планету шесть ровных мелодичных ударов, и после небольшой паузы комната наполняется звуками Государственного гимна. Еще чист воздух: за ночь он успел освободиться от запаха автомобильного бензина. На остановках сравнительно мало людей — в семь и восемь утра они потянутся нескончаемым потоком. Тихо, лишь голубоватые воздушные лайнеры, рассекая утреннее небо, идут с ровным, не утомляющим человеческого слуха гулом по заданным курсам, напоминая тем самым, что жизнь авиации не зависит от времени суток, ветра, дождя и высоты облаков над землей.
Где-то далеко от моего жилища, у гранитных порогов Мавзолея, сменяются караулы и одни молодые красивые парни уступают свое место другим, таким же молодым, сильным и красивым. Чуть-чуть колышется от ветра в старинном Александровском саду факел Вечного огня, как бы подчеркивает строгость и величие могилы Неизвестного солдата. По радиальным улицам, разбегающимся от широкой Дзержинской площади, еще редкой цепочкой мчатся первые машины, а им вослед с высокого гранитного пьедестала добрыми внимательными глазами смотрит человек в длиннополой шинели времен гражданской войны. Поливальные автоцистерны щедрыми веерообразными потоками расплескивают воду по холодному утреннему асфальту.
Прекрасна Москва в этот ранний утренний час, вековая, величественная, еще не успевшая обрушить бешеный темп жизни на своих обитателей и гостей, оглушить их грохотом движения, веселой толкучкой на перекрестках и в подземных переходах.
Я люблю Москву, как и каждый ее житель, умеющий день ото дня наблюдать непрерывный процесс ее обновления, рождение новых кварталов и станций метрополитена, гостиниц и парков. Может, даже и больше многих других, потому что в грозном сорок первом году видел ее пустынной, сурово ощетинившейся, с небом, раскаленным от зенитной пальбы, с противотанковыми ежами на окраинах, с плавающими над крышами дорогих нам зданий пепельно-серыми аэростатами воздушного заграждения.
В ту пору не было дня, чтобы в нашей смешанной авиационной дивизии не гибли боевые самолеты, улетавшие курсом на фронт. Сутки спустя, а иногда и в тот же день появлялись в боевых листках окаймленные траурной рамкой фотографии молодых ребят с мужественными, удивительно чистыми взглядами. Как мучительно похожи их лица на лица тех парней, что стоят сейчас в почетном карауле у Мавзолея и Вечного огня! Порою кажется, будто это они и есть. Просто в другой военной форме и с другими знаками различия возвратились они из долгой отлучки, ничуть не состарившись, не утратив веселого блеска глаз и открытых улыбок, которые даже смерть не смогла стереть. Ах, если бы они и в самом деле смогли бы хотя бы на час прийти оттуда и посмотреть на эту новую, послевоенную Москву, за которую отдали жизни! Но нет их, только суровый язычок Вечного огня колышется на ветру…