Читать «Но березы в чем виноваты!» онлайн - страница 34

Юрий Павлович Вяземский

Оставшись в одиночестве, Ольга сначала убрала со стола, потом перемыла посуду, потом подмела пол на террасе, потом приготовила для Дашки бутылочку с кефиром, поставив ее в кастрюлю с теплой водой. То и дело она прерывала свои занятия, обмирая, затаиваясь и прислушиваясь, при этом на ее лице появлялось выражение какого-то сосредоточенного испуга и одутловатой какой-то муки, после чего вновь, боязливо и замедленно, точно с трудом брала разгон, принималась убирать со стола, мыть посуду, подметать и снова вдруг обмирала, затаивалась и прислушивалась.

Переделав все дела, Ольга закрыла дверь на засов и зачем-то еще на крючок, на который никогда дверь не запирала, погасила свет, в темноте прокралась в комнату, разделась и легла в постель.

Дальнейшее она помнила очень смутно, будто заснула, и ей приснился сон.

Кто-то невидимый, сильный и грубый вдруг схватил Ольгу за горло, стиснул так, что обожгло пятки, и закричал ей в ухо свистящим шепотом: «Только этого тебе не хватало! Мало тебе?!»

Ольга не помнила, как оделась, как выбежала в сад, как добралась до хибары, как у хибары споткнулась, зацепившись ногой за ступеньку, и ударилась лбом о косяк.

У хибары невидимый и грубый вновь схватил ее за горло и зашипел: «Мать двоих детей! Позор-то какой! Мать двоих детей – воровка!»

Как она вошла в хибару, как вытащила оттуда березовые чурки, как уложила их в коляску, как выкатила ее с участка на аллею – ничего этого Ольга не помнила.

«Я не виновата! – оправдывалась Ольга. – Меня довели!.. Я назад все везу!.. Потому что нельзя так издеваться над бедной женщиной! Нельзя все на нее взваливать! И требовать, чтобы она еще соображала, что делает! Я все объясню!..»

Ольга не помнила, что перед самым «ездунским» домом в коляске вдруг что-то звонко щелкнуло, глухо хрумкнуло, левый край кузова вдруг опустился к самым колесам, березовые чурбаны выкатились на землю…

Когда Ольга пришла в себя, она уже пересекла асфальтовую дорогу и бежала в темноте по аллее к даче, волоча за собой сложившуюся в гармошку коляску. Она пробежала еще несколько метров, потом перешла на быстрый шаг, потом шаг замедлила, потом остановилась, пихнула коляску в канаву, а сама села на край канавы и заплакала.

Она плакала громко и навзрыд, хрипло всхлипывая и прерывисто вздыхая, и думала с какой-то удушливой радостью, с бесстыдным каким-то упоением: «Боже мой! Как все просто! Как все, оказывается, удивительно просто! Если бы всегда так. Запихнуть все в коляску и отвезти обратно. И все можно начать сначала!»

Ольга засмеялась.

Потом опять заплакала.

Потом вытащила из канавы коляску и пошла к себе на дачу.

В доме было тихо; дети спали.

«Господи! Как же хорошо! – подумала Ольга, войдя на террасу, в изнеможении опустившись на табуретку и уронив на стол голову. – Мне давно не было так хорошо. Так спокойно… А завтра утром пойду к Полынину, и он мне починит коляску. У него золотые руки. И он самый добрый, самый замечательный человек на свете!»