Читать «Никогда не кончится июнь» онлайн - страница 121

— Daria Buranuk, Russia. Vyacheslav Goryachev. Il quarto numero — "Eco" dalla raccolta di pezzi per chitarra "Calendario delle ninfe". (Дарья Буранюк, Россия. Вячеслав Горячев. Номер четвертый — «Эхо» из сборника пьес для гитары «Календарь нимф»).

Оглушительные аплодисменты.

…и вдруг — резкий вопль, прозвучавший, скорее всего, лишь в моей голове, и почти неуловимое движение возле моих ног, которое увидела лишь я…

Но остальное пришлось увидеть всем, сидящим в зале.

Мое длинное, струящееся нежнейшим шелком персиковое платье было криво обкромсано до самых колен.

ГЛАВА 65

По залу прокатилась волна изумления.

Странно, но жасмин, приколотый мне в волосы, словно обладал магической силой. Голова неожиданно вновь прояснилась, и я уверенно подошла к стоящему на сцене стулу.

Села, закинула ногу на скамеечку и… увидела, что вместо туфелек на моих ногах те самые желтые шлепанцы, растерянные по одному!

«Нужно скорее начинать, пока гитара не превратилась в тыкву…», — дерзко подумала я и, окинув зал взглядом, вызывающим невидимых врагов на бой, начала играть.

Первые же звуки неземного, волшебного «Эха» заставили зал оцепенеть. Мои руки, как реки, вдохновенно текли по дереву гитары и металлу струн, извлекая неповторимую мелодию божественной красоты. Зал трепетал, я ощущала немое восхищение, преклонение, восторг. Стояла именно такая тишина, о которой я говорила Степе — когда кажется, что звуки летят над пространством зала, в котором никого нет. Но в зале — сотни людей! Только они недвижимы, они взяты в плен этой чарующей красотой. И в этой тишине всех их обнимает великая и непостижимая тайна — музыка, звучащая со сцены.

Я уже приближалась к концу произведения, когда один из потерянных и невовремя обретенных шлепанцев вдруг резко сдавил ногу, стоящую на скамеечке, и от острой боли рука соскочила с верного лада на полтона ниже, и в кульминационное проведение влезла грубая фальшь.

На мгновение я растерялась, но продолжала играть, в ужасе чувствуя, как стройная нотная цепь рвется в моей памяти, пальцы еще ловят ускользающее окончание, но еще немного, и память иссякнет совсем.

«Осталось три строчки…» — прошептала я самой себе мертвеющими губами, все неувереннее бродя пальцами по струнам. Они пока еще брали верные ноты, но начинали неуклонно замедлять движение, вспоминая, что дальше. Еще через три такта пальцы уже ползли, как сонные черепахи.

На лбу у меня выступил пот; губа, кажется, была уже искусана до крови. «Играй… играй!..» — зло шептала я себе, пытаясь стряхнуть наваждение, растормошить коченеющие пальцы и вытащить из слабеющей памяти последние нотные строки.

Тишина в зале чуть нарушилась. Это была уже не та, не великая объединяющая тишина, которая с восторгом взирает, как красота спасает мир, а обычная, рядовая тишина.

Окончание вывалилось из памяти, и пальцы задвигались быстрее, потом вдруг неудержимо поскакали, разрушая нужный темп. Теперь я еле поспевала за ними. Наконец, они резво, как эфиопские бегуны, примчались к концу.