Читать «Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1» онлайн - страница 74

Георгий Авксентьевич обладал приятного тембра баритоном, слух же у него оставлял желать лучшего. Но Вертинского он мне напевал верно.

Я ни тогда, ни после не улавливал в песнях Вертинского пошлости. Мне и в дореволюционных его песнях слышалась в детстве, как слышится и теперь, боль душевно ранимого человека, впоследствии слившаяся с тоской по родине. Вертинский пел о мечтах и надеждах, застывающих на ледяном ветру, о жестокой насмешливости судьбы, о горечи непонятых и неразделенных чувств, о разбитых жизнях, о девушке, «кокаином распятой в мокрых бульварах Москвы», о любимой женщине, покончившей с собой, о смерти, как о спасительном забвении «всех земных страданий», И детская душа моя отзывалась на музыку Вертинского, надтреенутость которой выражала его душевный надлом, музыку, родившуюся в том же обреченном, еще до осенних ветров облетавшем мире, что и поэзия Сологуба, Брюсова, ранней Ахматовой, и похожую то на шелест листопада, то на придушенные рыдания:

Ваши пальцы пахнут ладаномА в ресницах спит печаль.Ничего теперь не надо нам,Никого теперь не жаль.И когда Весенней ВестницейВы пойдете в синий край,Сам Господь во белой лестницеОтведет вас в светлый Рай.Тихо шепчет дьякон седенький,За поклоном бьет поклонИ метет бородкой реденькойВековую пыль с икон.Ваши пальцы пахнут ладаном,А в ресницах спит печаль.Ничего теперь не надо нам,Никого теперь не жаль.В пыльный маленький город, где Вы жили ребенком,Из Парижа весной Вам пришел туалет.В этом платье печальном Вы казались «Орленком» —Бледным, маленьким герцогом сказочных лет.В пыльном маленьком городе, где балов не бывало,Даже не было просто приличных карет,Годы шли, Ваше платье увяло,Ваше дивное платье «Maison Lavalette».Но случайно сбылися мечты сумасшедшиеПлатье было надето, фиалки цвели,И какие-то люди, за Вами пришедшие,В катафалке по городу Вас повезли.На слепых лошадях колыхались плюмажики,Старый попик усердно кадилом махал,– Так весной в бутафорском, смешном экипажикеВы поехали к Господу Богу на бал.

Много лет спустя я рад был узнать, что Вертинского, как создателя особого песенного жанра, в котором ему и как автору, и как композитору, и как исполнителю не было равных, высоко ценил Шаляпин.

Итак, дверь, ведущую в мир русской предреволюционной поэзии, отворил мне естественник»

Любитель и знаток поэзии, Георгий Авксентьевич был поэтом в педагогике. Оттого, вероятно, я, не испытывавший тяготения к точным наукам, увлекся химией и естествознанием.

Химия рисовалась мне сказкой-былью, и она цвела, эта сказка, и она звучала.

– Ацидум ни́трикум фу́манс! – гремел весь наш класс, и Георгий Авксентьевич улыбкой поощрял эту нашу хоровую декламацию, как поощрял он ее и на уроках кристаллографии (в мое время программа средней школы включала в себя не только ботанику и зоологию, но и кристаллографию, минералогию и геологию);