Читать «Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1» онлайн - страница 289

– А Случевского читали? Ух, какой поэт!..

Прихожу в назначенный мне Багрицким день, в назначенный им вечерний час. У Багрицкого молодые поэты. Поговорили, пошумели и ушли. Я остался с Багрицким с глазу на глаз. Прочел ему стихи по разграфленной в клетку тетради.

– Идеология у вас в стихах отсталая, – чуть-чуть в нос, по-южному певуче, отчеканивая заударные слоги, заговорил Багрицкий. – Ну да Бог с ней… Какой я идеолог! Как из говна пуля!

Я фыркнул. Багрицкий усмехнулся детски-плутоватой беззубой усмешкой.

Вступление это опять-таки характерно для Багрицкого. Тут уместно вспомнить его слова о Вячеславе Полонском, сказанные им в разговоре со мной, когда мы познакомились ближе. Полонского он уважал, отлично с ним сработался (Багрицкий был консультантом редколлегии «Нового мира» по отделу поэзии). Вскоре после того как Лазарь Каганович снял Полонского с поста ответственного редактора, Багрицкий ушел из «Нового мира», разругавшись с преемником Полонского, одно время совмещавшим должности редактора «Известий» и редактора «Нового мира», затем, с 1934 года, когда в «Известия» назначили Бухарина, редактировавшим только «Новый мир», а в 1937 году поехавшим в места весьма отдаленные, с питомцем Института красной профессуры Иваном Михайловичем не то Федуловым, не то Федулкиным (Багрицкий и Олеша упорно называли его Федулкиным), избравшим себе звучный псевдоним Гронский. Причину разрыва с Гронским Багрицкий определил со свойственной ему лапидарностью: «Ррфф!.. Дурак! Ничего в поэзии не понимает!» Так вот что он между прочим сказал о Полонском:

– Вячеслав Павлович всем хорош, но когда он пишет о марксизме, нос эстета его выдает.

Багрицкого сейчас тоже выдал нос – нос прежде всего. Для автора поэмы о «Феликсе Эдмундовиче», члена РАПП, важна была все-таки не идеология – ее он готов был простить. В первую очередь он решал, что перед ним – стихи или нечто стихоподобное. В моих стихах он без труда нащупал слабое место – подражательность.

– В первый раз, когда вы ко мне пришли, я попросил вас прочитать стихи на память. Вы отказались – вы их не помните. Я сразу увидел в этом недобрый знак, только вам тогда не сказал, чтобы не обескуражить. Свои стихи, свои в полном смысле этого слова, поэт не может не знать наизусть.

Но он тут же меня ободрил – при всей его внешней, безобидной и беззлобной резкости, при всем его пристрастии к круто просоленному словцу (один из моих раблезианских университетов я проходил у Багрицкого) в нем жила деликатность, в нем жила душевная мягкость.

– Я не гадалка, не пророк и не знахарь. Выйдет из вас поэт или не выйдет – сказать не берусь. Тут многое зависит от того, с какой беспощадностью вы будете работать над собой. Сама по себе подражательность – болезнь детская и не всегда опасная, проходит с возрастом и при большом желании излечиться. Это я знаю по себе, Вы говорите, вам еще девятнадцати нет? Ну, в ваши годы я писал не лучше вас:

В душе моей страсти кричат,Как совы полночной порою.

Врезались мне в память отдельные его замечания, советы, признания: