Читать «Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1» онлайн - страница 181

Полонский был взыскателен, но и внимателен к своим подчиненным. Замошкин говорил мне, что Полонский каждое лето уезжал отдыхать на юг и оттуда посылал посылки с фруктами ему, Смирнову и Белоконь.

Полонский был пунктуален. Скорее перевернулся бы свет, чем Полонский не явился бы в редакцию «Нового мира» в объявленные дни и часы приема авторов. Даже к Твардовскому надо было пробиваться сквозь заградительный отряд секретарш. «Входить без доклада» могли только избранные, только его любимчики. К Полонскому волен был прийти на прием кто угодно. Это я знаю по опыту.

В августе 31-го года я, тогда еще не напечатавший ни единой строчки, пришел на прием к Полонскому и занял очередь после Георгия Никифорова.

Я задумал организовать в институте литературный кружок. Мне хотелось, чтобы руководил им Полонский.

И вот я уже в кабинете ответственного редактора. Человек с носом, как у Сирано де Бержерака, и большими, по-еврейски скорбными глазами встает, пожимает мне руку, предлагает сесть в кресло и, не перебивая, выслушивает.

Я объясняю, почему я как инициатор обратился именно к нему. Для меня он – кормчий лучшего в СССР журнала и прекрасный критик; я мысленно аплодировал ему, когда он напал на Леф; аплодирую и теперь, когда он громит рапповцев; я еще в детстве с живым интересом читал его дореволюционные обзорные статьи, статью о Леониде Андрееве и Федоре Сологубе в доставшихся мне по наследству от отца «Вестнике знания» и «Ежегоднике человеческой культуры».

Все это я выпаливал, а сам смотрел в упор на Полонского и думал «Где петушливый задира и драчун, каким я представлял себе Вячеслава Полонского по его статьям и “Листкам из блокнота”?.. В глазах тоскующее изнеможение…»

Ответил он мне так:

– В другое время я бы с радостью взялся руководить вашим кружком. Но скажу вам откровенно: я смертельно устал. Думал вызвать кое-кого на дискуссию – и не вызвал, думал написать статью – и не написал. Атмосфера душная… Нет охоты работать… да нет охоты и жить…

Полонский уронил голову на руку.

Поклонившись Полонскому, я с ошеломленной торопливостью простился. И долго потом недоумевал: почему он так говорил с незнакомым мальчишкой? Может статься, именно потому, что я был для него незнакомым приверженцем (а что я нелицемерный его приверженец – это он, конечно, сразу уловил в моем монологе и прочитал у меня в глазах), он и признался мне в том, что просилось выплеснуться и что он стыдливо таил от родных и знакомых?..

Немного погодя ему пришлось-таки ввязаться в дискуссию. В том же номере, что и «Гапа Гужва», напечатаны две его предсмертные речи, которые он произнес на дискуссии о творческом методе во Всероссийском союзе советских писателей.

Сейчас эти речи оставляют тягостное впечатление. Полонский кается, признается в мнимых ошибках, ставит себе в заслугу, что он «нещадно браковал реакционные произведения правых попутчиков» (это он-то, в том же номере поместивший «Гапу Гужву»!), делает реверансы РАПП (если б он знал, что не дни, но месяцы ее сочтены!). В то время его речи брали за сердце. По тем временам они казались верхом гражданского мужества. Мы уже тогда привыкли к тому, что люди норовят отоспаться на чужой шкуре. А Полонский несколькими чертами подчеркивал, что он никогда не отмежевывался от Воронского: «Я не помню ни одного выступления печатного или устного, где бы я формально отмежевался от Воронского. Это мне как-то претило. Почему? Да потому, что ошибки Воронского были часто моими собственными ошибками. Мы с ним шли вместе и вместе ошибались. Нас сближали не только литературные, но и политические ошибки… И я, повинный в тех же ошибках, что и Воронений, не мог бросить в него камень…»; «…все те упреки, которые бросались по адресу Воронского, я готов принять на себя, разделить вместе с ним»; «…весь период литературной борьбы, когда на Воронского сыпался град обвинений, когда он подвергался жесточайшей критике, когда из этой критики делались оргвыводы, я не делал формальных заявлений о моих несогласиях с Воронским. Было ли это полезно для меня как редактора и критика? Вы знаете превосходно, что ничего, кроме неприятностей, это мне не сулило. Тем не менее я поступал именно так».