Читать «Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1» онлайн - страница 121
Николай Михайлович Любимов
В Перемышле язык мой продолжал обогащаться, но теперь в него проникали слова иного смыслового ряда.
Я бегал по всем комнатам и, подпрыгивая, кричал:
– Проп-паганда! Проп-паганда!
Няня забеспокоилась.
– Тетя Соня! – обратилась она к гостившей у нас Софье Михайловне. – Что это он какое-то нехорошее слово все говорит?.. «Поганый», что ли?..
В один из осенних вечеров мама задержалась в школе – учителей теперь мучили собраниями чуть не ежедневно. Мы с няней сидим в столовой. Она вяжет чулок, я что-то рисую. Стук в парадную дверь. Прислуга идет отворять. Входит Борис Васильевич. Мы с няней поражены так, как если бы перед нами предстало привидение. Нам было доподлинно известно, что нынче утром Борис Васильевич уехал в Москву. Кто же это? Его двойник? Выходец с того света? Он в самом деле напоминал вставшего из гроба покойника. Он всегда был бледен с лица, а сейчас его обычная бледность отливала восковой желтизной, и только дико горели обычно веселые, теперь расширенные ужасом глаза.
– Борис Васильевич! Что же это вы, батюшка, вернулись?
– В Москве взяли власть большевики… Разбили храм Василия Блаженного… На улицах стрельба… Кондуктор в Калуге отсоветовал мне ехать…
Я спросил няню, кто такой Василий Блаженный. Она ответила, что это один из самых красивых храмов во всей России.
Потом до нас дошли более точные сведения: Василий Блаженный цел. Няню это обрадовало только отчасти. Блаженный, слава Тебе, Господи, устоял, а вот устоит ли Россия?
– Нет, матушка, – повторяла она в разговорах с мамой, – это Антихрист пришел.
Так она спустя несколько месяцев и скончалась с мыслью о том, что в России воцарился Антихрист.
2
Народ, не будучи обуздан нравственным чувством добра и зла, как дикий зверь, с цепи сорвется.
Хемницер
Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!
Пушкин
Анна Ахматова
Даже в междоусобный, многомятежный 18-й год жизнь где светила недобро, словно в предгрозье, где беспрерывно полыхала молниями, словно в воробьиную ночь, а где все-таки пробивалась солнечным лучом между туч.
В Перемышльской уезде помещичьи усадьбы подвергались потоку и разграблению, но самих помещиков не тронули.
Мы видели из окна, как провезли на голой телеге, без единого клочка сена, депутата Калужского дворянского собрания, члена губернского и уездного земского собрания, почетного мирового судью Павла Ниловича Козляинова.
– Хоть он и мерзавец, а все-таки жалко: старик… – сказала мама.
Перемышльский совдеп его отпустил.
В селе Барятине Тарусского уезда помещицу княгиню Горчакову, жену бывшего калужского губернатора, мужики изнасиловали, а потом затоптали.
Горчаковскую библиотеку перетаскал к себе библиофил-хуторянин, живший неподалеку от Новинской больницы. Он давал почитать горчаковские книги, выдавая их за свои собственные, врачу. На корешках золотела княжеская корона и две буквы С. Г.: – Сергей Горчаков.
