Читать «Нетелефонный разговор» онлайн - страница 7

Михаил Исаевич Танич

Я не был президентом, но нет, Борис Николаевич, друзей сдавать нельзя. Ни при каких обстоятельствах. А за другое пусть вас другие судят.

Но! Никого не убил. Никого не арестовал. Не преследовал за критику его, Ельцина, а ведь рука неслабая! Не закрыл ни одной газеты. Не навесил на себя ни одной награды. И в Союз писателей не вступал, и речи свои не цитировал устами холуев, и чемоданчик с кнопкой передал первому же, в которого поверил!

Прощайте, Борис Николаевич, да простит вам Бог все ваши прегрешения. Они и так померкнут перед лицом вашего подвига во имя России.

Таганрог

В белом циркеБывшем Труцци,В Таганроге,Львы леталиНад ареной деревянной,И летали над аренойПолубоги –Шесть Донато –Над землейОбетованной.А под осень,В довершение сезона,От болельщиковРазламывалась касса,И арбитры объявлялиЧемпиона,Мирового чемпионаТур де браса.Был он в маске,Положивший на лопаткиУсачей из атлетическогоКлуба!Он отряхивал ладониПосле схватки,В прорезь маски улыбаясьБелозубо.И пропали все актерыИ актерки,Гладиаторы усы поопустили!И сижу я до сих порНа той галерке,До сих пор мои ладошкиНе остыли.

Таганрог, Таганрог, вечный город вечного детства! По твоим улицам вот уже шестьдесят лет я не ходил, не судьба. Но ты всегда жил и живешь во мне цветением своих сиреней и абрикосов (жердели – называлось это на местном жаргоне), ночными голосами пароходов у причальной стенки, выщербленными ступенями Каменной лестницы. Это – с той стороны моря, а с нашей – высоким обрывом с домиком Дурова и пляжем. И живописной стайкой американских людей, мужчин и женщин, в разноцветных шерстяных трусах и купальниках, на пляже. Бутылки и баночки с кремами и жидкостями для загара и от загара.

Пляж! Прервусь, чтобы вспомнить, сколько чудес произошло на твоем золотом песке. Это ныряние с мостика в неглубокую воду Азовского моря. Это первая девочка, увиденная как девочка, в мокром облегающем купальнике, – заметил, где другая! И еще, и еще. Вот как в этом стихотворении.

Вот такой я, седой,Толстопузый,А давно ли на южных моряхЯ со шлюпки нырял за медузой,Мяч гонял ну на всех пустырях?И водою поил барахолку,И на пляже – была не была –Мне почти накололи наколку,Никаких вариантов – орла!Помню жидкий кисель вазелинаНа своей воробьиной груди,Черный запах горящей резиныИ команду: лежи – не зуди!Что случилось и что помешало,Почему я живу без орла?Может, в ухо судьба подышалаИ беду от меня отвела?Только стерла орла промокашка,И я нынешний вид приобрел –Толстопузый, седойСтарикашка,Представляете – был бы орел!

Громкая чужая речь, английская, а может, и еврейская – не узнать, если ни о той, ни о другой не имеешь понятия. Те самые люди с афиши «Вайнтрауб Синкопейторс», Ю Эс Эй, залетевший неизвестно как в нашу глубинку американский джаз-оркестр! Может быть, и шпионы, но дело сделано – семена этой заразы посеяны, и вот я уже играю на тяжелой дверной щеколде (от воров, с черного хода!) ритмическую партию в нашем дворовом джазе под руководством моего закадычного кореша Вити Агарского (будущий Витек из песни, которая появится через каких-то шестьдесят лет).