Читать «Нетелефонный разговор» онлайн - страница 128

Но был и другой: «По тундре, по железной дороге», в телячьих вагонах, с вологодским конвоем – в лагеря. Мне выпал именно этот, не скажу крестный – будет пафосно, но противоположный путь. Теперь, вспоминая годы преодоления, я задумываюсь, почему именно мне – ведь не вся же страна и даже не полстраны оказалось за колючкой.

Вот, к примеру, дружка моего Толю Пилипенко (того, который впоследствии проводил ко мне, помните, по качающемуся над черной пропастью, над Волгой, настилу судьбу мою Лидочку?), его не коснулось. Учился себе в Горьковском университете, писал стишки, любил сокурсницу Зину. Жизнь, полная студенческого ненасытного секса и жажды знания. Все это, разумеется, потом. И когда Зиночка появилась на его коечке уже в городе Волжском, на застиранной, куцей и сыроватой простынке, все общежитие запахло их безустанной страстью. Во – силища!

Думал так же, как я, так же молчал в тряпочку, а не выступал на ящике в Гайдпарке (Гайдаровский?), а где-то разминулся со стукачом – покатило!

Мой следователь майор Ланцов, чистенький такой послевоенный офицерик, скорее всего, призванный в чекисты из армейских, не юрист и не палач, на следственном поединке со мной, при всем том, что не был большим умником, понимал, что этот студентик, воспитанный на рахметовских гвоздях, просто дурак.

Ну, еще две-три ночи в бесполезном упрямстве – и он сломается, просчитано специалистами по гуманизму. Как можно упираться против государства, когда оно уже осудило тебя самим фактом ареста! Дурак! И смотрел на меня скорее с жалостью, и все пытался папироской сдобрить мою, комсомолом воспитанную стойкость Зои Космодемьянской.

Палач и жертва? Как бы не так – мы оба были жертвы, хоть и с разных сторон нагроможденной революцией баррикады. Только один, я, продолжал, как ящерица, дергаться отрубленным хвостом, а другой знал инструкцию, в той ее низшей части, что надо приструнить расхлябанных студентиков, пришедших с войны, с их орденами, которые им было не на чем носить – пиджаков-то в магазинах не продавали.

А была еще высшая часть, политическая, философская: лес пилить, добывать тяжелый уголь и никелевую руду и строить качающиеся по вечно ледяной, чуть оттаивающей по весне тундре колеи железных дорог, – все это надо делать руками врагов. А где их столько набрать? Да тут же, рядышком, под боком, пусть и условно, ошибаясь, разделить тех же студентиков на черненьких и беленьких: сталинский призыв! Ростову-на-Дону – столько-то, Саратову – столько. Социализм – это план и пайка. Плюс электрификация всей страны.

Это теперь я такой умный. А мой поделец, Илюша Соломин (я уже писал о нем), понял все сразу, еще когда пришли за ним с ордером на арест, выписанным на другую фамилию.

Буцев Никита Артемович?

Никак нет, Соломин Илья! – обрадовался было Илюшка. Ненадолго.

Соломин Илья Матвеевич? – И достал второй ордер на арест и производство обыска.

Вот тут и стало ясно большелобому Илье, фронтовому другу Солженицына, что наша не взяла, что «из искры возгорится пламя» – победила.