Читать «Неслучайные сестры» онлайн - страница 3

Ирина Васильевна Василькова

Часто ли Вы ощущаете, что находитесь в скорлупе, и как Вам удается выбираться из-под нее? Помогает ли Вам кто-нибудь ее расколупать или Вам проще делать это самой?

Интересный вопрос. Это стихотворение раннее, 30-летней давности. Я тогда была очень скована, застенчива, страдала от разницы меж «внешним» и «внутренним». Еще раньше, лет в 20, я написала: «Ненавижу свою оболочку. / Понимаю, что, как ни смотри, / видно черную зимнюю почку, / но не слабую зелень внутри…». Или еще: «О, где ты, дорога прямая, / от внутренней сути до внешней?».

Но впоследствии я так раскрепостилась, что можно утверждать: оболочка, скорлупа, загородка разбита в осколки. Теперь я порою даже тоскую по прежней закрытости, хочу стать снова сдержанней, но… Скорлупа обратно не нарастает.

Такая вот личная метафизика природы.

8. Мечтаете ли Вы, чтобы все люди вокруг были хорошими?

Нет, так наивно я уже давно не мечтаю. Не утопистка. Скорее, я мечтаю теперь, чтобы люди научились понимать и прощать друг друга в связи с неизбежной «нехорошестью».

9. Кажется ли Вам, что творчество Виталия Пуханова двойственно?

Что наряду с потрясающими вещами вроде «Нет сумрака под небесами…» там появляется чистой воды издевательство над словом?

Виталий Пуханов представляется мне хорошим, серьезным поэтом. Издевательство над словом? Нет. Скорее — боль, традиционное слово или порядок слов корежащая.

10. Какие приемы, кроме портрета, Вы любите?

Портрет — не прием, а, условно говоря, жанр… Люблю в поэзии автопортрет, который выражает нечто большее, нежели частное, отдельное «я», и даже автошарж.

11. Какое место занимает в литературе психологизм?

Психологизм и самоанализ (в какой бы форме они ни выражались) — основа серьезной словесности.

12. Ваше отношение к театру?

Отношение к театру несколько раз трансформировалось по ходу жизни. В юности я с ума сходила от любви к театру Товстоногова и к театру Эфроса. И там, и там посмотрела все спектакли, а к Эфросу в Ленком мне даже в середине 60-х посчастливилось ходить на репетиции.

Потом подолгу от театра совсем отходила…

Кстати, временами меня очень даже тянуло (и до сих пор тянет) в цирк: трагическая клоунада, яркость красок и жестов, одухотворенный риск, укрощение хищных зверей…

Сейчас я от театра, увы, далека — хожу от раза к разу, если кто пригласит.

13. Ваше отношение к Набокову?

Набоков — огромный талант. Моя любимая у него вещь, таинственная и глубокая, — это роман «Защита Лужина» (вот где тот самый психологизм!).

Из стихов самое любимое — «Расстрел» («Бывают ночи: только лягу…») с потрясающим финалом: «Россия, звезды, ночь расстрела/ и весь в черемухе овраг!».

14. Ваше отношение к нормам в современной литературе?

Норма (тем паче в литературе) — вещь условная и подвижная.

Все хорошо, что раскрывает замысел.

И все же матерщину и порнографию душа моя не вполне жалует, — хотя я отнюдь не ханжа!

15. Играет ли для Вас большую роль признание общественности?

Увы, да. С сожалением констатирую: когда замечают и хвалят, — самооценка моя повышается. Хотя мне бы хотелось быть совсем независимой от внешних знаков моды и поощрения. «Ты сам свой высший суд…»