Читать «Непобедимая» онлайн - страница 97

Борис Никольский

С рассветом он подходил к слепому, заиндевелому оконцу, протирал пальцем крохотный пятачок и, воровато поглядывая на крыльцо своей избы, закипал лютой, неистребимой злобой.

— Топаешь, оглобля? — мысленно вопрошал он часового. — У-у, вражина!

Часовой был для деда Романа сущим бельмом — заслонил весь белый свет. Топает и топает, согревая длинные, в коротких голенищах ноги, ежится от ветра. А дед Роман лютует:

— Недоносок гитлеровский! Тьфу!..

В ярости он переводит взгляд на другого своего врага. Этот железный. Стоит по пояс в речке, скованный льдом, припорошенный снегом. Мертвый, но страшный враг.

По осенней распутице немцы волокли тягачом на толстом тросе подбитый танк. Как видно, хотели ремонтировать, а может, в лом сдать, черт их разберет. Но помешала им речка Понизовка. Тягач она пропустила, а танк рухнул в воду, обломив мосток. Ни вперед, ни назад. Как в капкане.

Немцы долго не раздумывали. Выгнали к Понизовке всех жителей, приказали рыть левый берег, как раз тот, на котором стояла дедова банька. А народ, известно, голодный, слабосильный — женщины да ребятишки. Ленька Мотылев вонзил с размаху лом, а вытащить силенки нет. Пошатал, пошатал…

Тут немец, тот самый, что сейчас на крылечке часовым, на него коршуном:

— Ну! — и замахивается автоматом.

Бабка Ульяна рядом оказалась. Шагнула она, заслонила Леньку:

— Или взбесился? Перед тобой же дитё!

Автомат угодил бабке в плечо. Худенькая, легкая, скатилась она с кручи в ледяную воду, даже не вскрикнула.

Дед Роман кинулся в речку, выхватил бабку. Жилистый, мокрый по грудь, шатаясь, понес свою Ульяну Максимовну.

С тех пор и занемогла бабка, простудилась. Врачевал ее сам дед Роман, как мог. Он для нее и сахарцом разжился у соседей, и даже молочка добывал. Не помогло. Долго хворала бабка Ульяна, таяла, как восковая свечка, и погасла…

А танк не достали. Внезапно ударили морозы, сковали речку и берега. Потом повалил снег. Немцы и махнули рукой, — дескать, до весны.

И вот он стоит перед глазами деда Романа — железная туша, исклеванная советскими снарядами. Броневая башня перекошена, пушечный ствол изогнут, как слоновый хобот.

«Сколько ты людей поизничтожил, душегуб? — мысленно обращается дед к танку. — Не на тебя ли, дьявола, шли грудью покойные сыны Семен, Трофим, Лаврен и Павлушка? И Максимовна, считай, из-за тебя…»

Смертельно надоели деду Роману и часовой на крылечке, и этот утопленный танк. Не глядел бы… Но, словно магнитом, притягивали они взгляд, особенно часовой. Не стесняясь в выражениях, дед Роман награждал его хлесткими прозвищами, а порой и угрожал:

— Вот выскочу да так пну в тощий зад — надвое переломишься!..

Он не хвастал: несмотря на годы, дед Роман был еще крепок. А главное — зол.

Но что-то сдерживало его. Он и сам не знал — что. Ведь не автомат же. Плевать ему на автомат! Это — пугало для тех, кто боится смерти, кто еще чего-то ждет. А деду Роману теперь уж нечего ждать… Было четверо сыновей — и нету. Была Максимовна, с которой прожил без малого сорок лет, — умерла. Была своя изба — выгнали. Собаку и ту застрелил вот этот самый часовой, старую Милку. Ни за что убил, для развлечения.