Читать «Нельзя забывать (повести)» онлайн - страница 49
Леонид Андреевич Гартунг
И вот тут я узнал, что я не такой, как все. Об этом мне впервые сказал Альберт Брим, но я ему не поверил. «Отец немец» — стояло в моем паспорте. Этому факту я прежде не придавал значения. Среди моих друзей и близких знакомых были люди разных национальностей: Керим Усманов — казах, Борис Каменир — еврей, Феттях Рамазанов — татарин, Аня Эккерт — немка, Слава Шеметов — русский, Степан Подольский — украинец.
После окончания истфака я предполагал продолжать свою журналистскую работу (в студенческие годы был членом редколлегии университетской многотиражки и активно работал в ней).
На первом этаже редакции областной газеты располагалась типография, на втором — сама редакция.
С редактором газеты у меня состоялся такой разговор:
— Значит, хотите работать у нас?
— Хочу.
— Вот и отлично! Приходите к нам сразу, как только сдадите госэкзамены. Договорились?
— Да.
Недели через две я снова явился в редакцию.
— Еще трудно сказать…
— Не нужны работники?
— Нет, очень нужны.
— Боитесь, не справлюсь?
— Убежден, что справитесь… Но лучше зайдите завтра.
Но завтра продолжалось то же самое. Редактор мялся, тянул, а мне нужен был определенный ответ. Наконец, наступил день, когда редактор заговорил со мной почти откровенно.
— Как решили? — спросил я его.
— Пока никак. У нас все-таки областная газета… Время военное… А Ваша национальность — сами понимаете…
— Нет, не понимаю.
— Не понимаете?
Он тяжело вздохнул.
— В общем, есть мнение от приема воздержаться.
— Чье мнение?
На мой вопрос он ничего не ответил — потянул к себе какую-то бумагу и перестал смотреть на меня.
Я вышел на улицу. Мозг сверлила мысль: «Какая-то нелепость…» В то, что дело именно в моей национальности, трудно было поверить, но факты показывали, что это именно так: все друзья мои отправлялись на фронт, а я оставался дома. На фронте был друг моего детства Аля Бабушкин, там же были Лева Кибрик и Леша Сверкунов. В армию должен был уйти Миша Афонин. Он пришел ко мне, оставил какие-то бумаги и письма, какие-то тетради, лыжную куртку, шинель, которую носил зимой. На прощание мы провели с Мишей вместе весь день. Уехали на трамвае далеко за город (до 9-ой дачной остановки). Там ушли в лес. Выбрали уютное местечко в тени молодых лип. Кто-то был здесь до нас: в траве мы обнаружили несколько окурков и надушенный носовой платок. У тех, неизвестных, тоже, должно быть, состоялось последнее свидание.
Весь день мы провели вдвоем. Между прочим, Миша с возмущением отверг мои подозрения, что в армию меня не взяли из-за моей национальности.
— А в чем тогда дело? — спросил я.
— Не знаю, только не в том, что ты предполагаешь. Национальность тут не причем.
Больше мы об этом не говорили. Да, кажется, и не думали: очень уж хорошо было — небо, лес…
Когда стемнело, мы пошли к остановке. Начали было ждать трамвая, как вдруг решили идти в город пешком. Пошли по шпалам. Иногда сворачивали на песчаную тропинку рядом с рельсами. Мимо нас мчались полупустые, раскачивающиеся трамваи.