Читать «Некоторым образом драма : Непутевые заметки, письма» онлайн - страница 5

«Ваюж» — первые буквы имен: Виктор, Алексей, Юлий, Жорес.

«Прижкофилки» — первые слоги от фамилий: Прижимайлова, моей, Филиппова и Кирносова. Мы организовали этакую подпольную «Зеленую лампу».

Автор стихов — Алексей Кирносов.

Войну он провел в США, где его отец служил в военно-морской миссии. Кирносов знал английский, играл на рояле, очень легко писал отличные стихи и отчаянно хулиганил. Забраться в Мариинский театр по фонарному столбу — это невинная шутка, этакая проказа обаятельного шалопая. В результате из училища его вышибли первым.

Примыкал к нашему кружку и Илья Эренбург. Илья был на курс младше, но тоже писал стихи. По слухам (сам он эти слухи не особенно опровергал), Илья был племянником настоящего Ильи Эренбурга, который нам очень нравился — «Падение Парижа»? Какая-то француженка Мадлен или Жужу?..

Илья выступил с такой декларацией:

Я хочу, чтоб цемент слов был точен, Чтобы был отточен рифмы штык, Чтоб, как речь вождя, был прям и точен В душу проникающий язык. Но удача не придет случайно, Труден путь, победа нелегка… Я решил найти разгадку тайны В строгой технологии стиха.

Под вождем, конечно, подразумевался Сталин.

Илье ответил Жорес Прижимайлов:

Милый мой, запомни, что без чувства Виршами становятся стихи, Что основа каждого искусства — «Сердца песнь и веянье стихий». И не влезть тебе парнасской кручей, Как ты льдины в строчки ни пихай, Так что лучше ты себя не мучай Строгой технологией стиха.

Илья совету друга внял, вскоре перестал мучить себя строгой стихотворной технологией и очутился в интендантском училище. На службе показал себя отличным офицером, командовал тылом одного из флотов, а недавно звонил мне, но почему-то мы не встретились.

У его критика судьба сложилась драматичнее. В одну из ночей перед окончанием второго курса из наших рядов исчезло несколько десятков человек. Это были ребята, родственники которых в разные прошлые годы были репрессированы или побывали в оккупации. Всех замели тайком, ночью, и отвезли в Первый флотский экипаж, где спороли курсантские погоны и отправили в разные захолустные дыры рядовыми. Жорес угодил в роту аэродромного обслуживания в Котлах. Его отец сел еще в 37 году, но семья упрямо надеялась на то, что тот жив и рано или поздно вернется.

Помню, по просьбе Жореса я обратился к своему отцу, который тогда был помощником прокурора Октябрьской железной дороги. Отец очень не любил встревать в подобные дела, а мне было тяжело его просить, но все же я решился. Через неделю он велел передать дружку, чтобы они своего отца не ждали.

Вот письмо от Жореса, которое я получил 26.06.50 года в Кронштадте, где проходил штурманскую практику на минном заградителе «Урал»:

«Здравствуй, уважаемый! Минут 10 обдумывал, как тебя назвать. Виктором — слишком официально и крестьянством отдает. Витей — нежно, Витькой — неуважительно, Викой — неудобно. Обозвал уважаемым. Надеюсь, не обидишься. В училище я тебя просто „Вить“ звал, по-моему, но это тоже не для письма.