Читать «Неизвестный Шерлок Холмс. Помни о белой вороне» онлайн - страница 121
Василий Борисович Ливанов
– Ах, Ваня, Ваня… – Гарантий Осипович вытер твердые губы салфеткой, отклонился на спинку стула. Уютный желтый огонек в очках погас. Лицо ушло в тень. – Ваня, вспомнить можешь только ты. Ты один. Но я попробую тебе помочь, подсказать. Подумай. Ответь мне, на что ты сам надеешься? Подумай, ведь ты искренний человек.
– На коммунизм, – с полувопросительной интонацией предположил Иван Иванович.
– Коммунизм и так будет. Это научно доказано. Тут твои надежды ни при чем.
– На мир…
– На мир не надеются, за него борются. Еще на что?
– На Бога? – Иван Иванович хотел пошутить, но вышло неловко и горько.
– На бога надейся, а сам не плошай, – тоже пошутил Гарантий Осипович. И продолжал серьезно: – Сценарий твой называется «Надежда». Ты же на что-то должен надеяться, вот ты, русский человек, Иван да еще Иванович, мужчина не первой молодости…
– Беспартийный…
– Ну, беспартийный… писатель, член Общества кинолюбов. Ты член Общества?
Иван Иванович кивнул.
– Может быть, надеешься, что к тебе придет слава? Всесоюзная, всемирная…
– Какая там слава, Гарик, смешно.
– А может быть… Как это… помнишь? «И, может быть, на мой закат печальный блеснет любовь улыбкою прощальной». А? – Гарантий Осипович заметно оживился.
– Любовь? – Иван Иванович задумался. – Я жену люблю, – сказал он, почему-то тяжело вздохнул и смутился.
– Что же тут смущаться, чудак-человек? – Гарантий Осипович хохотнул. – Это прекрасно! Но жена есть жена…
– Надеялся я повидать Венецию, – слегка повеселев, сказал Иван Иванович, – город на воде, жемчужину Адриатического моря…
– Но не о Венеции же ты писал?
– Я? Писал? – переспросил Иван Иванович. – Нет… Черта ли мне в этой Венеции? – И Иван Иванович вдруг заплакал.
Домой к себе Иван Иванович приехал на черной «Волге», которую Гарантий Осипович специально вызвал для друга по телефону
Случай четырнадцатый
Ночь укрыла город цветным лоскутным одеялом, и достался Ивану Ивановичу чужой лоскуток.
Ему приснилось, что он – Пустомясов.
– Как же так, – боясь служебной ответственности, спросил себя во сне Иван Иванович, – ведь я же сценарист…
– Ничего, – ответил новый, пустомясовский облик Ивана Ивановича, – творческий приварок к должностной зарплате не помешает.
– Но ведь это же использование служебного положения! – в сонном ужасе догадался прежний Иван Иванович.
– Дурак, – хохотнул Пустомясов-Распятин, – все так делают. Под псевдонимом укроешься.
– Какой такой еще псевдоним? – изнемогал во сне Иван Иванович.
– Опять дурак… Я нам псевдоним придумал: Малаховец. Чем плохо? Будешь за меня писать, дружить будем. А если что – ты ничего не помнишь… Ведь ты Иван Непомнящий…
– Гадина ты, – ответил Иван Иванович, какой-то частицей сознания понимая, что это сон и что другого случая смело высказаться о Пустомясове не представится. – Думаешь, друзей не выбирают?
Сделал над собой нечеловеческое усилие, вылез из пустомясовской оболочки и проснулся. Полежал, обливаясь холодным потом, таращась в темноту. Потом разбудил Настасью Филипповну, притронувшись холодными, как у покойника, пальцами к ее крутому горячему плечу и поколыхав его.