Читать «Неизвестная. Книга первая» онлайн - страница 51

Олег Гончаров

— Все точно.

— Ты же знаешь, у нас не обманывают, — сказал Иван Степанович и придвинул поближе к Богдану небольшой листок бумаги, который достал из того же кармана, пока карманник пересчитывал деньги. — Внизу закорючку поставь. Расписка это. В получении.

— А чем? — пожал плечами Богдан.

— Ох, — вздохнул Иван Степанович и в третий раз полез в карман. — Вот, держи.

— Ого! — карманник взял ручку и с уважением взглянул на гостя. — «Паркер»!

— Ты ее только вернуть не забудь, а то…

— Что вы, что вы… как можно, — сказал Богдан, разглядывая ручку.

— Знаю я вас… Подписывай, давай, — и добавил, когда Богдан Тарасович Коноваленко поставил свою закорючку на листке: — А красивая она.

— Ага, хоть и старовата, — согласился Богдан, с неохотой возвращая ручку хозяину, но тут же встрепенулся:

— Так вы все видели?

— Ну… — притворно смутился Иван Степанович.

— А чего же расспрашиваете?

— Рассматриваю ситуацию с разных точек зрения, — наконец улыбнулся Иван Степанович и спрятал «Паркер». — Чего стоишь-то? Наливай. Это дело стоит отметить.

*****

…Ночь… день… снова ночь… Все было так неясно… расплывчато и зыбко.

Но постепенно мир начал приобретать грани и углы. Потом я увидела окно.

А за окном ветку дерева. Меня это потрясло… Я знала, что это окно. Я знала, что это ветка. Откуда я это знала?

Я не знала.

Потом пришел Дед Мороз. Он хотел казаться мудрым, важным и строгим… Только меня ему провести не удалось. Я видела, что под седой бородой сокрыто очень доброе сердце, а под внешней суровостью прячется обычный любопытный мальчишка. Я видела, как он может радоваться первому снегу, как ему важно переживать за близких и подопечных… как он плачет над погибшей собакой…

Он был добрым, как и положено быть Деду Морозу…

Собака?

Мальчишка?

Дед Мороз?

Это тоже слова. Слова, которые я знала.

— Ну-с… Юлия Вонифатьевна, — сказал Дед Мороз. — Вы у нас сегодня молодцом.

И улыбнулся.

глава 5

В августе двадцатого года Константин Константинович Владимиров наконец вернул себе свое доброе имя — то, которое получил при рождении. Скрываться уже не было никакого смысла. Та сложная многоходовая операция, которую они с Дзержинским придумали еще зимой семнадцатого, завершилась.

Феликс Эдмундович на коллегии ЧК торжественно объявил:

— Товарищи, разрешите вам представить человека, благодаря которому нам удалось поганой метлой вымести из руководящих органов всю эту эсеровскую шушеру, — после чего вызвал в кабинет Владимирова.

— Яков Григорьевич Блюмкин, прошу любить и жаловать, — сказал Дзержинский ошалевшим от неожиданности чекистам, похлопал Костю, или, точнее, Якова по плечу и добавил: — Впрочем, сильно любить вовсе не обязательно.

— Здравствуйте, товарищи, — это все, что смог сказать в тот момент Блюмкин.

Маски были сброшены, и Яша — он же Костя, он же Максим, он же Симха — даже представить себе не мог, что для него эта чехарда с переодеваниями только начинается. И ему еще предстоит побывать в шкуре комбрига Белова и криптографа Владимирова, и ювелира Исаева, и владельца палестинской прачечной Гурфинкиля, и даже примерить тивару буддийского монаха Кончека. Но все это будет потом, а пока коллегия ВЧК отпустила ему все прежние грехи и благословила на новые. Наградила и направила его, как проверенного и заслуженного героя революции в академию РККА.