Читать «Неизвестная. Книга первая» онлайн - страница 32

— Вот ведь… — вздохнул любопытный сосед, — любовь… — и тихо хихикнул.

А товарищ Кузминкин сказал:

— Ты, это… помалкивал бы. А то язык длинный до добра не доведет, — и покосился на сидящего чуть поодаль молоденького мичмана с кроваво-красной атласной лентой, пришитой прямо на тулью фуражки.

Странным был тот мичман. Вроде годами не богат, а сидит, словно дед старый — скрючился весь, скукожился, то ли спина у него болит, то ли геморрой донимает. Вон и вместо кокарды у него на околыше дыра. Точно пулю мичману всадили промеж глаз. И взгляд у него какой-то скользкий. То ли ветром в глаза надуло, то ли заплакать хочет.

Кузминкин его вроде даже признал, а вот где они виделись и зачем, он никак вспомнить не мог. Это как слово, которое вертится на языке. Кажется, еще чуть-чуть и ухватишь его за шершавый хвост, и оно сорвется с губ, и станет сразу все так ясно и просто. Только не дается оно, никак его не вспомнишь и не прищемишь, и оттого все сложно вокруг и запутано. Так и лицо этого товарища: склизкое оно и потому — подозрительное.

Но напрасно переживал товарищ Кузминкин, мичману было не до бабских сплетен. Он не слышал, о чем там судачила матросня. Он и куплетиста-затейника, что залихватски резвился на сцене, практически не слышал. Не до того ему было.

В нем сидел страх.

Животный страх.

Так, со стороны, в глаза не бросалось, но на самом деле товарища мичмана била мелкая дрожь.

«Они меня убьют». Эта пакостная мыслишка никак не хотела убираться из его головы: «Они меня обязательно убьют».

И его действительно хотели убить. Всего три месяца тому назад в Киеве, прямо на Крещатике, в него всадили шесть пуль. Две, слава богу, по касательной, а одна — навылет. Но три пришлось доставать. Благо пистолетик был маленький, браунинг дамский. Пули — что твои дробинки, только местных громил пугать. Доктор смеялся, когда их выковыривал:

— Они бы еще солью в вас пальнули. Хохлы — как дети, право слово! Им только спички давать нельзя — обожгутся…

А когда уже пошел на поправку, в больничное окно бросили бомбу. Сиганул он тогда с кровати горным бараном да за дверь выскочил, оттого и в живых остался.

Вот тогда и пришлось ему в Рыбинске спрятаться да раны там потихоньку зализывать. Только в схороне долго сидеть стало скучно. А тут еще оказия подвернулась — путину закончили, он все дебеты с кредитами подогнал, и у молодого счетовода пара дней свободными оказались. Вот он в Питер и рванул.

В Москве его кто-то опознал, хоть он себе усы наклеил и рыжий парик нацепил. Пасти стали. Как волка загонять.

Сперва он решил, что они его потеряли. Особенно после того, как в загаженной уборной Николаевского вокзала сменил личину, запихнул осточертевший парик в щель между облупленным зеркалом и грязной, исписанной похабщиной стеной. Проморгали его в тот раз.

Ему даже понравилось, как он чинно прошелся мимо незадачливого соглядатая, который глаз не спускал с двери уборной, а от наглого мешочника только отмахнулся… Но, видимо, все же выпасли. Только за прошедшие сутки его дважды пытались убить.