Читать «Неизвестная. Книга первая» онлайн - страница 135

Еще он помнил веселые майские демонстрации, куда родители брали его с собой. И потом, когда они ходили на них всем курсом, было тоже весело. И позже, когда он стоял в новенькой форме с малиновыми петлицами в охранении Красной площади. Все равно было весело, хоть и служба.

А вот теперь почему-то совсем невесело. Место веселья заняла боль. Василию казалось, что весь мир наполнился этой болью. И только одна мысль все еще оставалась проблеском в его измученном сознании: «Скорей бы уже… скорее…»

Но палач не спешил.

Михаил оглядел Ермишина, обошел, словно вокруг новогодней елки.

— Красота, — хмыкнул довольно, то ли Васю похвалил, то ли дело рук своих.

Прищурился, разглядывая в полумраке подвала распухшее обезображенное лицо чекиста. Увидел большую трещину на скуле, красный ручеек, стекающий по щеке и срывающийся тяжелыми каплями с подбородка на расшитую косоворотку и лацканы пиджака. Полюбовался разбитыми губами с багровыми корками запекшейся крови, рассеченной бровью над затекшим левым глазом, синюшным пятном на нижней челюсти и довольно потер окровавленные кулаки.

— Как же тебя да поудобней бы? — спросил Миша и почесал стриженый затылок.

— Только давай быстрей, — простонал Ермишин из последних сил.

— Э, нет, шалишь, — улыбнулся Миша.

Он потрогал разложенный на ломберном столике хирургический инструмент, покачал головой, достал из кармана маленький перочинный нож, раскрыл его и попробовал пальцем лезвие.

— Быстро только кошки родятся. Потому у них котята слепые. А нам спешить некуда. Сейчас ты мне расскажешь то, что при нем, — Миша кивнул на арку выхода из подвала, в которой скрылся однорукий, — умолчал. Все про нее расскажешь.

— Я не знаю про папку вашу… Ничего не знаю…

— А причем тут папка? — хмыкнул Миша. — Это ему, — кивнул он в сторону арки подвальной двери, — ему папка нужна. А меня сама барышня интересует.

Потом опять была боль.

И все, что было до нее, показалось лишь детскими шалостями. Что там кулаком в челюсть. Так, цветочки. А ягодки — они совсем не такие.

Эта боль пронзала ржавым гвоздем, разламывала, разбивала на куски и заставляла орать тогда, когда казалось, что уже и на удар сердца больше нет сил. И Вася рассказывал. Рассказывал все, что знал о Струтинской, Данилове, Берии, маме, папе, даже про Маринку, девчонку из соседнего подъезда, рассказал. Как сох он по ней и вечерами тайком к окошку ее подбирался, подглядывал, когда она в корыте купалась. Даже это вспомнил и рассказал.

— Пой, пой, красножопый, — шептал восторженно Миша-Идиот. — Ори.

Это же музыка… — и с изысканным наслаждением истинного ценителя орудовал ножичком, словно дирижер своей палочкой, который старается добиться того, чтобы оркестр звучал именно так, как ему хочется.

Наконец оркестр взорвался громогласной кодой, дошел до пика немыслимого крещендо…

И все кончилось…

Совсем…

Несколько долгих мгновений Вася все никак не мог понять — он уже умер или еще нет.