Читать «Незнакомка с родинкой на щеке» онлайн - страница 140

Я не решалась коснуться бумаги еще несколько мгновений. А когда заглянула внутрь конверта – первым делом увидела то самое кольцо с янтарем. Женя клялся никогда его не снимать. Будто наяву я вспомнила, как он обещал мне это, а теперь чувствовала, что меня предали. Обманули. Выходит, все, что говорил дядя – правда. Он от меня отказался.

Письмо, написанное Жениной рукою, это подтверждало в полной мере: он просил меня о разводе. Твердил, что так будет лучше для меня и нашего ребенка. Твердил, что не представляет, что будет с ним дальше и не хочет, чтобы я разделила его судьбу. Признаться, письмо я не дочитала… пелена слез мешала разобрать строчки, а душа бушевала от ненависти, что жгла пуще огня.

Посмей Ильицкий сказать все это лично – мне в глаза – я бы не надавала бы ему пощечин, дабы он замолчал. С письмом же обошлась еще жестче, разорвав на клочки.

— Ненавижу! – выкрикнула и в истерике смахнула со стола янтарное кольцо.

— Лиди, девочка, ну-ну, поплачь… - Участливый мой дядюшка подошел, пытаясь прижать меня к себе.

Я увернулась от объятий. И рыдать уж более не собиралась:

— Не будет никакого развода. Ни за что, - я ответила я куда ровнее.

— Лиди… - укоризненно глядел на меня дядя.

— …А если вы посмеете настаивать, то я найду способы предать огласке то, что вы собираетесь скрывать! Я сделаю это! Я люблю вас, дядюшка, но разлучить с мужем не позволю!

Платон Алексеевич так и не ответил ничего, лишь продолжал глядеть прямо и осуждающе.

Нет, его не испугали мои угрозы ничуть – все давно уж было решено...

ЭПИЛОГ

Снег то прекращался ненадолго, то начинал валить с небывалым для начала октября усердием. За неделю Петербург сплошь покрыло белым – впору менять коляски на сани и кутаться в зимние одежды.

Дни для меня тянулись медленно: я ждала, ждала – с самого рассвета и до того часа, как закрывала глаза перед сном – ждала, что явится посыльный от Платона Алексеевича. С добрыми вестями. Да хоть с какими-то вестями…

На чудо я уж не надеялась, молилась только, чтобы дядюшка позволил не расторгать мой брак. И тогда я буду иметь основания поехать к мужу. Тем и жила.

И еще своим малышом, разумеется. Точно через неделю после Покрова я вдруг ясно осознала, что не одна более. Что стану матерью, и это изменит все. Что, и впрямь, думать я отныне обязана не о себе, и даже не об Ильицком – а о нашем дитя.

Чувствовал я себя превосходно, но почти никуда не выбиралась в эти дни. Часами сидела у камина. Бралась иногда за шитье, да вскоре то занятие бросала… зато выучила Саньку играть в шахматы. Разбирала с ним букварь, и меньше чем за неделю мы добрались уж до литеры «Т» — мальчик схватывал все на лету, чем неимоверно меня радовал.

Из дому я вышла всего дважды. В храм, ради малютки, моей крестиницы, которую нарекли Анной в честь маменьки Натали; да на вокзал – отдать выездные документы на имя супругов Закс Иде Шекловской. Она покидала Россию. Поезд ее шел на Варшаву, откуда она, кажется, намеревалась перебраться в Берлин. Я сама настояла на отъезде, потому что не ждало здесь ничего хорошего ее, сестру того, кого все называют террористом-«народовольцем».