Читать «Незаконная комета. Варлам Шаламов: опыт медленного чтения» онлайн - страница 234
Елена Юрьевна Михайлик
213
Подобного рода построения встречаются в тексте многих «Колымских рассказов». Нам кажется, что далеко не во всех случаях инфернальные ассоциации вводились автором сознательно. Возможность затекстового прочтения задана принципиальной многозначностью образной системы «Колымских рассказов», в которой явственно обнаруживаются систематические отсылки к опознаваемым средневековым архетипам.
214
Само убийство несет еще и отчетливое дополнительное значение предательства, обманутого доверия: «Щенок доверчиво взвизгнул и лизнул человеческую руку» (1: 157).
215
216
«В первой части рассказа Замятин замечает, что не может служить обедню, потому что у него нет хлеба и вина. …поедание собаки оборачивается угрожающей пародией на таинство причастия» (Toker 1991: 5–6; перевод мой. –
217
В «Записных книжках» Шаламова легко встретить выписки из средневекового «Романа об Александре» и пассажи следующего содержания: «Реформа замены рифмой ассонанса принадлежит Отфриду (середина IX века), немецкому монаху Вейсенбургского монастыря, им писались молитвы, псалмы, а после него и светская лирика стала рифмованной» (5: 260).
218
Помимо адской коннотации этот термин несет в себе прямую аллюзию: некогда в ходе одной из партийных дискуссий товарищ Сталин сравнил партию большевиков с «орденом меченосцев». Сравнение было подхвачено и довольно долго бытовало в политическом лексиконе. Шаламов владел политической терминологией своего времени, и это совпадение нельзя считать случайным. В «Очерках преступного мира» Шаламов выстраивает шкалу уголовных ценностей, удивительно совпадающую со шкалой приоритетов Советской власти. Отчетливо заявленная в «Колымских рассказах» тема взаимодействия и взаимопроникновения раннесоветского государства, криминального сообщества и нечистой силы заслуживает, как нам кажется, серьезного и подробного изучения.
219
Это представление сохранилось и в современной Шаламову русской литературе. Так, например, в палитре символистов желтый цвет ассоциировался со смертью, предательством, дьявольщиной. (Cм. также встречающееся у М. Булгакова выражение «дело желтенькое» – Булгаков 2002: 443.)
220
Согласно М. Радвину, в литературе и искусстве позднего Средневековья широко бытовала легенда, что подлинным изобретателем пороха является дьявол, нашептавший эту идею Бертольду Шварцу (Rudwin 1970: 251).
221
Был же в Бутугычаге лагпункт «Вакханка».