Читать «Невероятная и печальная история о простодушной Эрендире и ее бессердечной бабушке» онлайн - страница 10

— Мы с папой уезжаем на заре, — ответил Улисс.

— И больше уже не вернетесь?

— Может быть, но когда? — сказал Улисс. — Сюда мы попали случайно, потому что сбились с пограничной дороги.

Эрендира задумчиво посмотрела на спящую бабушку.

— Ладно, — решила она, — давай деньги.

Улисс дал ей деньги. Эрендира легла в кровать, но он, весь дрожа, не мог пошевелиться: в самый важный момент вся его решимость улетучилась. Эрендира взяла Улисса за руку, поторапливая, и только тут заметила его мучения. Этот страх был ей знаком.

— Первый раз? — спросила она.

Улисс ничего не ответил, но выдавил из себя скорбную улыбку. Эрендира сменила тон.

— Дыши глубже, — сказала она. — Сначала так всегда бывает. А потом даже не обращаешь внимания.

Она уложила его рядом с собой и, раздевая, успокаивала по-матерински.

— Так как же тебя зовут?

— Улисс.

— Это имя гринго, — сказала Эрендира.

— Нет, мореплавателя.

Расстегнув рубашку, Эрендира покрыла его грудь мелкими, сиротливыми поцелуями, а затем обнюхала.

— Ты весь как из золота, — сказала она, — а пахнешь цветами.

— Это, наверное, от апельсинов, — сказал Улисс. Немного успокоившись, он заговорщически улыбнулся.

— Столько птиц — это для отвода глаз, — добавил он. — А на самом деле мы везем к границе контрабандные апельсины.

— Апельсины не контрабанда, — сказала Эрендира.

— Наши — да, — сказал Улисс. — Каждый стоит пятьдесят тысяч песо.

Эрендира в первый раз за столь долгое время рассмеялась.

— Что мне больше всего в тебе нравится, — сказала она, — серьезность, с которой ты выдумываешь глупости.

Она стала непосредственной и болтливой, будто наивность Улисса изменила не только ее настроение, но и характер. Бабушка, находясь на волосок от непоправимого, продолжала разговаривать во сне.

— И вот тогда, в начале марта, тебя принесли в дом, — сказала она. — Ты была похожа на ящерку, завернутую в пеленки. Твой отец Амадис, молодой и красивый, так обрадовался, что отправил за цветами двадцать, да, двадцать повозок и вернулся, крича и разбрасывая цветы по улицам, пока вся деревня не стала золотистой от цветов, как море.

Она бредила несколько часов напролет — громко, страстно и упрямо. Но Улисс не слышал ее, потому что Эрендира любила его столь крепко и столь искренне, что пока бабушка бредила, она успела полюбить его уже за полцены и продолжала любить до рассвета даром.

Воздев распятия, отряд миссионеров стоял плечом к плечу посреди пустыни. Ветер, свирепый и злосчастный, трепал холщовые рясы и спутанные бороды и едва не валил с ног. В отдалении возвышался монастырь — строение колониального стиля, с колоколенкой, выглядывавшей из-за грубо оштукатуренных стен.

Возглавлявший отряд молодой монах указал пальцем на трещину, прорезавшую глазурованную глину.

— Не переступайте этой черты! — крикнул он.

Индейцы-носильщики, тащившие дощатый паланкин, в котором ехала бабушка, услышав крик, остановились. Бабушка, невзирая на неудобную позу, одуряющую пыль и струящийся пот, сохраняла высокомерный вид. Эрендира шла пешком. За паланкином вытянулась цепочка из восьми нагруженных индейцев, а завершал процессию фотограф на велосипеде.