Читать «Не царская дочь» онлайн - страница 24
Наталья Чеха
— Это я! — изо всех сил кричала я оттуда, с той стороны, где не было крестов и икон, где никто не молился, где не принято было «водить дружбу» с попами и слушать их «лживые речи» (так говорили учителя), и где — самое, пожалуй, главное! — не было этой всепроницающей тишины, которая о чем-то напоминает… Но о чем?
Я не знала. С Володькой я своими мыслями не поделилась. Ну, как ему скажешь, что мне на самом деле очень-очень понравилось там, где живет какая-то тайна, где все так красиво и торжественно, как будто вот-вот начнется праздник.
А я непременно буду иметь к нему отношение.
Глава 9
О конце одного, как начале другого
Скорбный речитатив был очень однообразным:
— Соловушка моя! Ты никогда теперь не откроешь свои глазки! Никогда! Никогда…
Эти слова бесконечное количество раз повторяла старая, одутловатого вида женщина, сидящая на низкой скамеечке у гроба.
Я, совсем еще ребенок, молча стояла рядом.
Все последующие годы своей жизни я помнила эту скорбную сцену, мелкие седые кудельки незнакомой старушки, которые все называли тетей Варей, склоненной в плаче над восковым бабушкиным лицом. Бабушка выглядела тоже незнакомо: худая, неподвижная, повязанная белым в крапинку ситцевым платком. При жизни она такие никогда не носила, а на своих молодых фотографиях выглядела даже щегольски: бусы на тонкой шее, кокетливо растопыренный бант в волосах…
Но такой я ее не знала.
Впрочем, лежащей в гробу тоже не запомнила.
В памяти всегда всплывало другое — хорошее, светлое, просторное, относящееся к тому времени, когда все только начиналось.
Например, птица, заглядывающая в окно комнаты.
… Ее глаза-бусинки были окружены уплотнением, похожим на большие профессорские очки. Это выглядело странным: птица в очках, заглядывающая в людское жилище.
Наверное, ее никто не заметил, ибо жизнь в комнате продолжалась своим чередом. Старый человек с небольшими усами на бледноватом лице лежал на широкой железной кровати, держа близко к глазам развернутую газету. (Тогда я еще не знала, что это был мой дед). Прямо посередине комнаты за круглым столом, покрытым плюшевой скатертью с малиновыми кистями, сидела полная старушка; ее совершенно седые волосы были забраны назад, мягкие серые глаза светились на приятного вида, благообразном лице спокойно и доброжелательно. (Тогда я еще не знала, что это была моя бабушка). Перед старушкой стояла глубокая тарелка с молочным киселем, которым она, осторожно отделяя ложкой мелкие порции, кормила сидящую у нее на коленях маленькую девочку. (Тогда я еще не знала, что это была Я).
Девочка, по всей видимости, не очень любила молочный кисель. Она капризно отворачивала свое крохотное личико от неуклонно приближающейся к нему раз за разом огромной серебряной ложки, в лоне которой, словно айсберг над водой, покоилась белоснежная глыба. В тот момент, когда девочка отворачивала личико к окну, она и встречалась взглядом со смотрящей в него птицей. Девочка была единственным человеком в этой залитой утренним солнцем, бедно обставленной комнате, который заметил необычную соглядатаицу. На доли секунды их взгляды пересекались, но в следующий момент неотвратимый айсберг настигал девочку и плавно перекочевывал ей в рот.