Читать «Не царская дочь» онлайн - страница 10

Наталья Чеха

К тому же, утешала мысль, что ночуют все-таки большинство — против одного не ночующего. Подумаешь, один безгрешный Фиделик на двадцать грешников! Мне ведь казалось, что его забирают еще и потому, что он хороший, и родителям хочется видеть такого хорошего сына каждый день. Поведение же тех, кто избежал счастливой Фиделиковой участи, оставляло желать лучшего. Это могла бы подтвердить бедная старая няня, время от времени заходившая в темную спальню и безуспешно пытавшаяся утихомирить вверенных ей поночевщиков. О сне никто из них даже не помышлял. В воздухе летали подушки, раздавались визги и смешки, а между кроватями то и дело метались черные тени: это не царские дети перебегали друг к другу для рассказывания страшных историй, которыми были полны их головы.

Уже потом я поняла, что Фиделик, которому мы все завидовали, был лишен этого романтизма. Он никогда не сможет сказать про себя, что ему доводилось в ранние свои годы ночевать в компании друзей в темной детсадовской спальне, где такие скрипучие полы и толстые деревянные двери, выкрашенные белой краской, где такие же белые шторы на окнах, ведущих в сад, а в саду, едва различимом в лунном свете, черные силуэты деревьев, неслышно шевелящих своими ветвями…

Эти таинственные деревья там, за окном, в ночной тьме, напоминали нам о том, что где-то существует целый мир, в котором так легко и свободно дышится людям, заснувшим в своих домах, и в котором всегда наступает утро…

С мыслями об этом утре и засыпала вся наша «не царская» братия. И каждый из нас — я уверена в этом! — с тех пор несет по жизни тот опыт одиночества перед тайной бытия, который он приобрел в круглосуточном детском саду образца начала шестидесятых. Кто из ныне взрослеющих может похвастаться чем-то подобным?

Именно оттуда, из этих ночей, я вынесла понятие о драматизме человеческой жизни — не умея, конечно, тогда еще назвать вещи своими именами. Просто ощутила что-то в сердце — глубокое и неизбывное, довлеющее надо мной и скорбное в своей неотвратимости. Спасибо Фиделю! Спасибо этому толстяку, этому баловню судьбы, этому придуманному мною счастливчику! Без него моя жажда самопознания, быть может, не развилась бы так сильно, а ночные философские размышления не принесли бы столь важного для меня плода.

В те или иные возрастные периоды я возвращалась к мыслям о Фиделе, сравнивала себя с ним. Свою незавидную участь — с его «царской». Свою судьбу — с его. Почему у него все складывалось так, а у меня — эдак? Кто это определяет? Откуда вообще взялись все люди? А я сама?

Родословные изыскания, предпринятые мною уже в зрелом возрасте, однозначно подтвердили детские наблюдения, что я — не царская дочь. Купеческая, дворянская, разночинская, мещанская, крестьянская, казачья — чья еще? Наверное, своего времени. Ведь оно действительно у каждого свое. Мне досталось такое, какое досталось.

Детей рождения конца 50-х не спутаешь ни с какими другими. Это были крепкие советские дети, воспитанные на «житиях» Гули Королевой и «пионерки Тани», которую хотят заманить к себе «злые церковники». Они все, как один, абсолютно по-родственному любили кудрявого мальчика Володю (он же — «дедушка Ленин»), родившегося «в апреле, когда расцветает земля» и мечтали покорить целину, запустить спутник или уйти на разведку в тайгу. Это были правнуки тех, кто «делал революцию», и поэтому на их лицах еще слегка угадывались блики далеких кровавых зарниц. Они со знанием дела играли в красных командиров, раненных в голову, и знали, кто такой был Щорс. Они зачитывались гайдаровскими «фэнтези» и свято верили в реальное существование бескорыстного Тимура с его командой. Их не могли смутить своими дурно пахнущими богатствами никакие «буржуины» и «мистеры Твистеры» — возможно, просто потому, что этих богатств никто из них отродясь не видывал и даже не подозревал об их существовании. Их национальными героями были сталевары и шахтеры, а космонавты, как небожители, вызывали почти молитвенный восторг.