Читать «Наместник (Князь Благовещенский-2)» онлайн - страница 25

Останин Виталий

Но открывать глаза было нужно. Чтобы записать видения — ведь в этом смысл моего служения. И сопоставить сегодняшние записи со всеми прочими предыдущими. Найти взаимосвязи, повторяющиеся рисунки, образы, которые были мне посланы. И создать из них ключ, а им открыть дверь в будущий день. Во все варианты будущего дня.

Я поднялся с лавки, помолился, омыл лицо водой из глиняной чаши и только после этого сел за крохотный столик, уместившийся в углу кельи. Открыл крышку ноутбука, и чёрное зеркало монитора отразило лицо.

В глаза мне без выражения глядел рано постаревший мужчина. Не зная правды, а мне-то она была известна — три месяца до тридцатилетия — можно было предположить, что мужчине лет пятьдесят. Широкое лицо германца с резкими, заостренными от усталости чертами. Гордый нос превратился в вороний клюв, яркие глаза — в тусклые льдинки, а рот, раньше умевший улыбаться, был едва обозначен линией плотно сжатых губ. Тяжёлый плохо выбритый подбородок, доставшийся мне (Экхарту!) от предков-тевтонов, был последним оплотом прежнего молодого мужчины, который пять лет назад узнал о своём предназначении.

Королевская кровь. Кто мог предположить что в роду обычных бюргеров, никогда рядом даже с боевой аристократией не стоявшему, родится ребенок с королевской кровью? Да ещё не с даром нести смерть и разрушения, а с более редким — пророческим. Вот и проглядели его (меня?) "псы Господни", не отняли от материнской груди и не увезли воспитывать в один из секретных папских монастырей. Спящий ген, сказали они спустя четверть века, когда меня всё же нашли и стали называть майстером. И таки заточили в тайной обители в ожидании смерти понтифика.

А ведь я не скрывался. В той глуши, что я рос, в этом просто не было необходимости. Конечно, Экхарт (я!) не демонстрировал возможности дара. Хотя и не понимал что происходит и почему мои сны полны видений, многие из которых затем сбываются, но был твёрдо уверен, что другим людям знать об этом не нужно. Времена ведьм давно прошли, но вряд ли сознание германских крестьян так уж сильно изменилось.

Двадцать пять лет я жил почти обычной жизнью. У меня не было друзей — им я предпочитал книги и сеть, не было женщины — возня с противоположным полом меня не привлекала и была даже отвратительна. Дневная жизнь, когда я помогал родителям-фермерам, и жизнь ночная — полная видений и близости Господа. А ещё были утренние попытки разобраться в посылаемых образах. Классифицировать их, отделить ложные от истинных, увидеть тонкую линию вероятности, скользящую между ними подобно змее. Прямо как сейчас.

Только тогда, в прошлом, я многое не понимал. Пытался поставить свой дар на службу простым людям, искренне считая это своим предназначением. Видя варианты грядущего, я вмешивался в плоть времени и своей волей изменял предначертанное. Не являя себя. Как тогда, когда пришлось напоить отца слабительным за ужином, чтобы утром тот не сел за руль машины, не поехал в город и не врезался в дерево, избегая столкновения с выбежавшим на дорогу мальчишкой.