Читать «Награда и муки (Публицистика)» онлайн - страница 27

И, следя уже за посмертной судьбой писателя и товарища, не раз и не два я горько вздохнул: "Вот бы все это при жизни!"

Как нуждался Константин Воробьев в участии и поддержке. Как трудно пробивался в печать. Всю жизнь трудно, с нервотрепкой, доходя порой до отчаяния и душевной депрессии.

Однажды я написал письмо в Вильнюс незнакомому еще тогда писателю по поводу повести "Алексей, сын Алексея". Потом она будет названа "Сказание о моем ровеснике". И с руганью по поводу повести "Капля крови", которую тоже написал Воробьев, но совсем другой - вот вам и "лучший в мире", внимательный читатель. Еще один!

"Не знаешь ли ты, мученическая душа твоя русская, отчего нас невозможно пронять, отчего мы, несмотря ни на что, сохранили живой, честный ум и веселый смех. И никому, никогда не отдадим свой летучий - для нас неминуемый гений, всеохватную душу свою, умеющую любить, терпеть, прощать и помнить".

Потом, при личном знакомстве, придется убедиться, и не только мне, что оптимизм его, Кости, и резкий, ядовитый, но веселый нрав - все это от натуры, а не от литературы. Зная, как трудно складывалась его военная судьба, мы много и не раз говорили об этом, но более всего расспрашивали его о том, что это такое - кремлевский курсант? Каково служить при Кремле? И он охотно, порой с юмором рассказывал нам, его друзьям и товарищам, о действительно очень трудной, единственной в своем роде службе. До войны стоял возле Мавзолея и на других постах по два часа. Ныне - один час. Неподвижно. Окаменело. Со стороны это торжественно, красиво, благоговейно. Тем, кто смотрит. Но тем, кто стоит?.. Когда нет посетителей, можно переступить с ноги на ногу, переморгнуться с напарником по посту, размять пальцы на руках и ногах. Но когда на глазах у людей...

"Села как-то муха стоящему напротив курсанту на лицо и пошла обследовать его черты - такая ли шустрая, любопытная: и в нос залезет, и по губам шарит, и в глаза заглядывает. Я едва сдерживаюсь, чтоб не засмеяться. Нельзя - у Мавзолея стоим, идет народ. А она, муха-то, обследовала лицо напарника, ничего в нем выдающегося, видать, не нашла, покружилась - и раз! На мое лицо! И тут уж я до конца осознал старую истину - смеется тот, кто смеется последним..."

Бог его знает, может, это байка кремлевских курсантов насчет мухи, однако в память рассказ Кости запал.