Читать «На узкой тропе» онлайн - страница 27

— Предатель! — с возмущением сказал Ромка. — Его надо было судить, как врага народа!

Саидка умолк и больше не смеялся. Он глядел в пустоту, печально, с горькой, все еще державшейся в уголках губ усмешкой.

— Эх, бари-бир, — вздохнул Саидка. — Тебе не надо бояться, Ромка. Гузархан, конечно, хитрый, но я тоже немножко хитрый.

— Выручить хочешь меня? — спросил Ромка.

— Ага…

МАЛЬЧИШКИ ХОТЯТ ЗНАТЬ БОЛЬШЕ…

Тяжелый, как полный бурдюк, сидел Мадарип-ишан на сером ишачке и ехал вдоль заросшего камышом арыка. Ишачок тянул из последних сил, семеня тонкими ножками. Воздух полнился томительно-сладким запахом джиды, росшей по обочинам сухого арыка. В кустах, свистя и попискивая, шныряли птицы. Мадарип-ишан, свесив на грудь голову, не то думал, не то дремал. В это утро ему почему-то все не нравилось. С некоторых пор он стал замечать, что люди раздражают его. Даже самые близкие вызывают иногда в нем тоску и ожесточение. А все оттого, что не стало в них прежней покорности, усердия к молитве, честности в дележе подаяния — так и норовит каждый утаить от него хоть малую толику. Он много раз молил аллаха дать этим людям — его хальфам и мюридам — веру и благочестие, но молитвы не приносили облегчения. На душе по-прежнему лежали тоска и сумрак. Его верные хальфы либо умерли, либо состарились и ослабели разумом. Молодые — в них нет твердости духа. Они скорее попадают в ловушки, расставленные неверными. А с тех пор как закончилась война и объявлена амнистия, многие просто покинули Мадарип-ишана. Трус — он всегда остается трусом и негодяем, думал старый ишан. И мюриды пошли не те — подаст лепешку и считает, что он откупился от самой смерти. Часто стал задумываться Мадарип-ишан. Даже ночи не приносили ему покоя. Сквозь тревожную дремоту он постоянно слышал чьи-то шаги, твердые и стремительные. Он, прямой потомок кокандского Худоярхана, живет в обличии нищего и нет конца этому унижению и страданиям.

Перед затуманенным взором ишана текла его жизнь. Он вспомнил, как ждал своего конца: сидел в одиночке и молился. Не один десяток лет прошел с того дня, но он не забыл и как сейчас слышит тревожный лязг дверного засова. В камеру входит милиционер, лицо его непроницаемо, повелительным кивком головы он указывает на дверь, к выходу. Значит, все кончено… Но почему-то он оказался не на краю могилы, а в глухом темном саду. Чей был сад, он не знал. И кто тот человек, что привел его сюда — он тоже не знал. В памяти осталось только призрачное лицо милиционера, на мгновение освещенное коптилкой в камере. У его ног лежал хурджун и галоши. Была холодная и ненастная ночь. Он сунул в галоши озябшие ноги, перекинул через плечо хурджун и пошел. Так началась вторая жизнь Ариф-ишана. С этой минуты он стал Мадарип-ишаном не только для людей, не знавших его, но и для близких и для себя.

Далеко от жилья, в безлюдной Аванской степи Мадарип-ишан нашел старое волчье логово, разрыл его руками, углубил. Оно стало его домом. Затем сюда по одному стали сбегаться уцелевшие от разгрома мюриды и хальфы. В кишлаки пришла не только весна, но и новая жизнь. Мадарип-ишан понял: могучий поток, ворвавшийся в жизнь, разрушает все старое, включая веру в аллаха. Теперь его хальфы, прикрываясь пыльными халатами странников, бродили по кишлакам и в тайных беседах, во время жарких молитв призывали людей вернуться к старому. А кто мешает этому, тех нужно убирать, пока есть сила в руках. Один за другим падали вожаки деревенской бедноты от рук замаскировавшихся басмачей. И подозрения за эти убийства не падали на «волосатых людей». Никому не верилось, что эти заросшие до глаз люди способны на что-то, кроме гнусавого пения, молитв и попрошайничанья. Их даже верующие обходили стороной, с «шайтанами» лучше не связываться.