Читать «На Таити» онлайн - страница 7

Почти остановившееся сознание выводит, сменяет на водной стене передо мной когда-то привычные, милые взгляду фигуры, вещи: кривой переулок, желтый двухэтажный домик ампир, страшный дворник с большой бородой, развалившийся деревянный забор, вросшая в землю церковка с золоченым куполом… Проходит разносчик, прямо и неподвижно неся голову с лотком. На лотке до блеска натертые яблоки и груши «дюшес»… Грохоча проезжает телега с кирпичом. Ломовой, розовый от кирпичной пыли, с раной на щеке, заклеенной газетной бумагой, тяжело ступает рядом, размахивая кнутом. Думает о своем и погоняет лохматую рыжую лошаденку: — Но-о-о…

Водная стена передо мной становится прозрачной, редеет, делится на струйки. Я снова вижу море. На нем круговые морщины от редких, тяжелых капель.

Высоко вздернув белые юбки над темными ногами, неспеша проходят туземки, неся под мышкой туфли и чулки. Согнувшись, неслышно пробираются китайцы под большими уродливыми черными зонтами. В белой рубахе и красном «парео» вместо брюк тащится старик, отягощенный слоновой проказой. Чудовищные ноги, в точности напоминающие ноги слона, покрыты язвами. На берегу маори снова возится с канатом.

Расправляя почти парализованные члены, иду одеваться, чтобы ехать с визитом к губернаторше.

IV

ПОВАР АПАУ И ГОРНИЧНАЯ ВАХИНЭ

У меня был китаец повар Апау и темнокожая горничная Вахинэ.

Китайцы своих женщин держат в полном повиновении и отчего это у белых по-другому — понять не могут. У Henriette А слуга китаец никогда не подметал под той стороной двуспальной кровати, с которой она, как он высмотрел, спала. Под кроватью была аккуратно выметена одна половина до середины. Вот до чего презирал женщин. А другой китаец-повар, за сделанное ему женщиной замечание, бросился на нее с ножом.

Апау маленького роста, поджарый, лицо у него китайское. Точен и аккуратен он до того, что мы вместо часов по нем жили. Человек он был трезвый и честный, но отчего-то, прослужив у нас месяцев шесть, открыл собственное небольшое коммерческое предприятие.

Андрей постоянно ему что-нибудь дарил. С себя снимет и ему подарит. Вещи дарил не всегда китайцу нужные, но Апау принимал все одинаково спокойно: галстухи, белые костюмы, сшитые у китайца портного и сидевшие на Андрее несколько мешковато, карандаши Koh-I-Noor — страсть Андрея, нежнейшие пижамы, фетровую зимнюю шляпу и т. д.

Говорил Апау со мной по-английски, каждую фразу начинал словом — «предположим»: «предположим, мы сегодня к завтраку сделаем фаршированных крабов». «Предположим, лед растаял и масло потекло». «Предположим, сегодня на базаре креветок не оказалось». «Предположим, это дело Вахинэ мыть посуду, а не мое».

Темнокожая горничная Вахинэ, которая на обеде у Джонни Гудин говорила Андрею: «Иди, иди к своей милой», ни в чем на Апау похожа не была: вовремя никогда не приходила, редко бывала трезвой и непрочь была захватить, что плохо лежит. Женщина она была немолодая и очень гулящая, больше даже, чем полагается на этом острове, где вообще это полагается. Считалось, что она живет в маленьком домике во дворе, но ночевала она там редко. Ее совсем молодой «танэ» (муж, мужчина) был родом не с этого острова, где темнокожие мирны и кротки, а с соседнего архипелага. Когда он бывал пьян, — а пьян он бывал часто, он бил ее смертным боем и пел у нас ночью на дворе во весь голос непристойные французские песни. Научился он им, и многому другому, в армии, на войне. Таких, как он, на острове немало.