Читать «На рубеже столетий» онлайн - страница 157

— После легюмье: артишоки в масле и спаржа по-голландски, — продолжал проектировать Растиньяк.

— Остендские устрицы! — бросил вскользь свое слово маркиз Буа д'Эни, продолжая рисовать.

— Отлично! А там: "аспазия финансие"! Оно для Бальи будет как раз кстати. Он все проповедовал финансовую аристократию.

— После пунш ройяль!

— Нынче нужно говорить пунш санкюлот, ройялизм в тюрьме сидит, — заметил Легувэ.

— Ну уж санкюлотам-то такой пунш не полагается, не по носу, — ответил Растиньяк. — Какое же жаркое?

— Да если достанем, всего лучше фазан по-королевски.

— А на сладкое персики и ананасы в рисе! Потом к десерту: дюшесы из Тулузы и виноград из Фонтенбло! Так, что ли?

— Ну да, чего же еще?

— Нет рыбы! — бросил неожиданно Буа д'Эни. — А герцогиня, как я заметил, всегда кушает рыбные блюда!

— Браво, д'Эни! Теперь я вижу, что ты действительно любишь, как говорят, всею душою, всем сердцем. Подмечать желания — это верный признак истинной страсти. Но что ты прикажешь делать, когда проклятые санкюлоты, кажется, всех лососей из Сены выгнали. Не ловятся, да и только! Третьего дня с трудом достали рейнского сазана, ведь теперь никто ничего не везет во Францию. Впрочем, можно подать фаршированного карпа под майонезом, только для того нужно приказать украсть его из тюльеских королевских бассейнов. Думаю, теперь это не слишком затруднительно. Королю, полагаю, не до карпов!

— А вина? — спросил вновь Легувэ.

— После супа подадим перпиньянское от Пралена и мою мадеру; козу запьем бордосским; с устрицами — английский эль, благо теперь он непомерно дорог; с аспазиею и после рыбы подадим рейнское, с жарким — шампанское; а после сладкого вспомним отцов бенедиктинцев… Кажется, будет хорошо? — отвечал Растиньяк.

— Да! Только принесли бы перпиньянского! Кстати, говорят, отцы бенедиктинцы хотят прекратить свое производство, и будущая Франция будет иметь одним удовольствием меньше!

— Я думаю и не одним, — сказал Буа д'Эни, любуясь своим рисунком. — И она заслужила это, хотя бы тем, что уничтожила мои виноградники и лишила себя возможности пить крем д'Эни! Ведь уничтожать плоды труда есть тоже труд, но думаю, что, во всяком случае, не труд разума!

— Кто же у нас обедает еще? — спросил Легувэ.

— Обедает виконтесса де Креси, чтобы было не скучно его герцогине. — Растиньяк указал с улыбкою на Буа д'Эни. — Потом обедает граф Фонтенэ с женою, граф Лозен, и еще я позвал этого русского дуэлиста, знаешь, что Робеспьера хотел заставить с собою драться и загнал его на чердак, как его фамилия-то: де Шепель… Шевель… Право, никак не могу запомнить эти варварские иностранные имена, русские и английские… Английские, те хоть большею частию коротки: Кокс, Дикс, а русские, польские, иногда и итальянские, это Бог знает что! Натощак не выговоришь! Знаешь того, что маркизу Вилеруа на нос зарубку положил?

— Шепелев, что тут трудного? — проговорил Легувэ. — Тебе просто не хотелось вспомнить его имя. Рассказывают, что ты и сам от него чуть не получил такой же зарубки, за то, что переврал его фамилию и отделался только тем, что вызвался фехтовать с ним на пари и заплатил деньги.