Читать «На польско-китайской границе» онлайн - страница 4
Максим Лаврентьев
Я в городе моём!
Я знаю, что о нём
напишется моя
последняя поэма.
Мне тополь и трамвай
прикажут: "Эй, вставай!
Пора чесать домой -
в Останкино, в Кусково". -
Тут словом, там строкой,
здесь целою строфой
любимый город мой
меня окликнет снова.
2006
* * *
Девять лет я вставал в семь пятнадцать утра,
чтобы ехать на склад запчастей.
Девять лет я доказывал с пеной у рта,
что работать руками честней.
В человекодавильне вагонов метро
я пролистывал повести лиц.
Я под землю нырял, как проктолог в нутро,
без желания повеселиться.
Кто вручную таскал геморройный металл,
искупая потомственный рок?..
В эту пору мне горестный рот обметал
благодатный глухой матерок.
В помещении мёрз, на морозе потел,
погружался духовно во мрак.
Из меня получился б сплошной импотент,
если б воли разжался кулак.
Всё там было - и братство, и юмор казарм,
и журили меня, как щенка.
Но никто никому никогда не сказал,
что похож я на кладовщика.
В перекурах читались Вольтер и Руссо,
были Пушкин и Гоголь со мной -
мы несли бронированное колесо
для какой-нибудь хари срамной.
Так я вышел поэтом усадебных рощ,
Петербурга, Москвы и луны,
Потому что тошнило от пакостных рож
и пейзаж был довольно уныл.
Впрочем, если когда-нибудь в этой стране...
понимаешь, к чему я веду?
Есть на улице Волгина дом - в стороне,
на задворках, а не на виду.
Там тяжёлое небо опёрлось о твердь -
ты, возможно, почувствуешь сам.
Там написана бабочка-книга на треть
и щебечет весенний ислам.
2006
ФОНТАН
Подруга, помнишь страсть в фонтане,
где спущена была вода?
Сегодня с нашими понтами
мы не полезли бы туда.
Бродя по улицам, скучая,
гундося скверным голоском,
пришёл к фонтану я случайно
в осеннем сквере городском.
Теперь, когда иссякли силы
и безрассудство позади,
как неприкаянны и сиры
любвеобильные сады!
Сирени, некогда отцветшей,
торчат убогие кусты
и не мечтается о свежей
листве, о зарослях густых.
Но знаешь, нет в душе печали,
в ней неземная благодать -
как будто перед смертью дали
морозным воздухом дышать!
Полуденное небо ясно,
текут багряные сердца.
Всё символично, всё согласно
с высоким замыслом творца.
Я вспоминаю наш романчик,
я узнаю знакомый вид:
какой-то писающий мальчик
теперь в фонтане том стоит,
а рядом девушки смеются...
Октябрь кончается светло.
Вот, не успели оглянуться,
а десять лет уже прошло.
2006
* * *
Её звали Ксения.
она жила в Петербурге,
читала Есенина,
любила французские булки.
А он в Москве был поэтом,
любил Гумилёва и Блока -
